"Андрей Дмитрук. Посещение отшельника" - читать интересную книгу автора

лимона, салфеткой промокнул рот и пошел по залу. Ох, решительный народ
разведчики! Андрей Ильич холодным потом облился, раскаиваясь, что
пооткровенничал, но было поздно. Маленький Арефьев галантно жужжал над ухом
Элины, не показывая открыто в сторону их столика, только так склонив лоб,
чтобы актриса поняла, куда смотреть.
Пилот знал всех на свете. Через минуту Ведерников был позван и посажен
рядом с Элиной. Он не запомнил толком, о чем они тогда говорили. Так,
застольный треп, понемногу обо всем. "Биоинженерия? Но разве может быть
что-нибудь прекраснее человеческого тела?" - "Извините, какого тела?
Квазимодо или Дискобола? Диапазон слишком велик..." - "Если все будут похожи
на Дискоболов и Артемид, на Земле станет скучно". - "Тогда мы дадим человеку
пластичное тело, принимающее различные формы по его воле... Сегодня ты один,
завтра другой!"
Поговорили о только что прочувствованном витакле. Разнеженный Андрей
Ильич насыпал похвал, что было очень кстати:
неприметный человек напротив оказался режиссером. Впрочем, плевать было
Ведерникову и на режиссера, и даже на услужливого друга Арефьева. В скромной
лимонной сорочке мужского кроя, с черным грузинским браслетом на худом
запястье, потягивала ледяной "Либфраумильх" изумительная женщина и чуть ли
не застенчиво улыбалась вымученным остротам Ведерникова. Пахло от нее чем-то
миндально-горьким, непонятным и кружащим голову. Андрей Ильич стремительно
сходил с ума и чувствовал, что сходит, и было ему так страшно и сладко, что
даже не пытался остановиться...
...Чуть ли не самым трудным было потом, через двенадцать лет, когда он
смог воспроизвести этот запах. Никому не пожелаю загружать целые комплексы
машин, толком даже не умея сформулировать задание. Какие букеты выдавали
машины! Одоэффектор травил и глушил Ведерникова чудовищными смесями мускуса
и горелой шерсти, мяты, формалина, орхидей - или это одурманенный мозг
подбирал аналогии?..
- Подождите, - сказала наконец Элина, радостно и растроганно отворяя
ореховые глаза. Глаза у нее были странной формы: правильно закругленные
сверху и как бы подрезанные прямым нижним веком. Оттого и сиять умели
по-особому. Дорого бы дал Андрей Ильич тогда, тридцать лет назад, за такой
взгляд при встрече у живого театра.
Она так долго качала головой, не отрывая зачарованных глаз от лица
Ведерникова, что у того в глубине души, опоздав на треть века, шевельнулось
сожаление: а не рано он тогда отступил? Обиделся, видите ли, па черствость,
балованное дитя!
Но Андрей Ильич был мудр и сразу понял: годы. Сейчас она - по привычке к
самовнушению - навеяла себе сентиментальную грусть, а он, Ведерников,
выступает в роли материальной приметы давних лет наряду с какими-нибудь
воробьями или весенними лужицами.
- Я, я самый. И под театром торчал, и письма вам писал на семи страницах,
и стихи.
- Помню, - все так же завороженно глядя, нараспев сказала она. И опять
Ведерников понял, что речь идет не о нем, а о молодой Элине...

III

...Ты умница! Как ты тогда выступала по телевиту! В одной из своих