"Томас Майкл Диш. Сто две водородные бомбы" - читать интересную книгу автора

мнения закон Маннхейма. Согласно этому закону, вводилось обязательное
военное обучение всех мальчиков старше десяти лет. Как подчеркивали
представители армии, обеспечивающие связь с общественностью, возраст от
десяти до четырнадцати лет является определяющим в формировании характера
мальчика. Ребенку, дошедшему до старших классов обычной школы, нередко
оказывалось невозможно привить истинно военное мировоззрение. Военная
академия традиционно пользовалась в Соединенных Штатах большим уважением; и
было бы прекрасно, если бы всем молодым людям представилась возможность
пойти по этому славному пути.
Конечно, даже в десять лет некоторые дети имеют столь строптивый
характер, что уже поздно создавать из них идеальных солдат. Одним из таких
детей и был Чарли Рота-С. Для таких, как он, военное обучение должно
начинаться немедленно после рождения, но пока лишь самые смелые из
пентагоновских мечтателей заглядывали так далеко в будущее, замахиваясь на
столь всеобъемлющее военное обучение.
И в то же время, если бы не крамольные мысли Чарли, он был бы ничуть не
менее идеален, чем любой кадет лагеря "Оверкил". Психологические тесты
показывали у него высокий потенциал лидера; по результатам этих тестов его
рекомендовали в офицерскую школу. На строевом плацу он был безупречен.
Учился он даже слишком хорошо, хотя постоянно скрывал свой ум и сдерживал
любознательность. Его любили товарищи, он беспрекословно подчинялся
начальству.
И все-таки Грист ненавидел Чарли со всеми его потрохами. Возможно,
одной из причин столь пристрастного отношения сержанта к потрохам кадета
была та, что эти потроха сильно походили на его собственные. Ну, разве что,
были немного понежнее, но это возрастное. А Грист за двадцать лет службы в
армии привык презирать и ненавидеть себя со всеми потрохами. Именно эти
чувства делали его столь вышколенным сержантом.
Повседневная жизнь лагеря "Оверкил" была организована таким образом,
что затаенные чувства как Чарли, так и Гриста не могли проявляться в
открытую, но зато на борту самолета, направлявшегося в Новый Нью-Йорк, они
оказались в обстоятельствах, которые не были предусмотрены правилами
внутреннего распорядка лагеря "Оверкил". Так, заняв свое место в салоне,
Грист процедил сквозь зубы:
- Хитрый ублюдок! - и лишь затем сообразил, что никогда не произнес бы
этих слов в лагере.
- Ну что ж, семьсот сорок третий, - сказал Грист, стараясь вернуть
самообладание, - пожалуй, я попытаюсь использовать твою хитрость прямо в
"Оверкиле". Когда вернемся из этой увольнительной, будешь моим ординарцем.
Мы еще сделаем из тебя солдата, семьсот сорок третий. Ну, что скажешь?
- Так точно, сэр.
По правде говоря, Чарли не прислушивался к тому, что говорит сержант.
Он размышлял, насколько легко будет затеряться среди трех миллионов жителей
Нового Нью-Йорка.
Самолет взлетел, и Чарли несколько счастливых минут следил, как
проносятся мимо и остаются внизу и позади розовеющие облака. Едва только
погасла надпись "Не курить", Грист запалил одну из своих вонючих сигар.
Подошедшая стюардесса попросила его не курить.
- Нет такого правила, чтобы человек в форме, заплативший за билет, не
мог выкурить сигару, когда все кругом курят.