"Томас Майкл Диш. Сто две водородные бомбы" - читать интересную книгу автора

описывал Брюс Бертон. Но вид с нее открывался совершенно другой. Ничто даже
отдаленно не напоминало Новый Нью-Йорк. Казалось, перед ними простираются
бесконечные многоцветные пчелиные соты. Но, в отличие от настоящих сот, этот
рисунок нигде не повторялся, принимая самые эксцентричные формы и непрерывно
изменяясь. Чарли сначала перепугался, заметив, что город внизу движется,
словно огромное живое тело. То и дело отдельные элементы, а то и целые
массивы зданий отделялись от общей массы, поднимались в воздух, а затем
устраивались на новом месте. Чарли смутно ощущал, что в этих изменениях
существует какая-то система, но проследить ее было свыше его сил.
Чарли уловил случайную мысль матери:
"Не люблю час пик".
Почувствовав его удивление, она поспешила объяснить:
"Это движутся дома. Люди кончили работать и возвращаются в своих домах
на привычные места".
Он не мог поверить, что это - действительно Нью-Йорк. И лишь
присмотревшись внимательней, различил знакомые очертания острова, омываемого
двумя реками. Вот там, за Ист-Ривер, находится Бруклин; а там, за Гудзоном -
Нью-Джерси.
Чарли почувствовал, что рядом появился кто-то знакомый. Линда! Она
подбежала к нему, он схватил ее в объятия, и они поцеловались. Казалось, они
не виделись долгие годы.
"Здорово, правда?"
Ее мысли так спешили, что в них было невозможно разобраться. Она
осторожно коснулась разумом его удивления.
"Чарли, милый, да ты знаешь, какой сейчас год?"
Шел три тысячи шестьсот пятьдесят второй год от Рождества Христова.
Для Чарли поездка в загородное жилище родителей было равносильно
посещению Альтаира. Грегорс гулял с сыном среди цветущих, мерно дышащих
кустов, пока не почувствовал, что парень уже ничего не может воспринять. У
некоторых людей расцветка альтаирских растений, высаженных в саду, вызывала
почти аллергическую реакцию. Чарли спасало лишь то, что силовой купол,
раскинувшийся над усадьбой Форрестолов, не пропускал самую длинноволновую
часть видимого спектра.
Вся семья - Грегорс, Берника и Чарли - удалилась на лужайку, поросшую
альтаирским мхом любви. Этот мох вызывает чувство легкой эйфории у того, кто
на нем сидит. Поверх мха расстелили скатерть.
После обеда Берника принялась молча вспоминать свои любимые песенки,
однако неопытное ухо Чарли воспринимало эти изысканные мотивы всего лишь как
бессмысленную какофонию.
Несмотря на благотворное влияние любовного мха, Чарли постепенно
начинал ощущать раздражение. Все, что он видел в Нью-Йорке и здесь, в
Поконосе, убеждало его, что у него украли право первородства, всучив взамен
чечевичную похлебку. Именно украли, отняли, даже не спросив, согласен ли он
на такой обмен. Вместо того, чтобы жить в будущем, где царят мир, изобилие и
всеобщее братство, его забросили в раздираемый противоречиями двадцать
первый век, оставили там сиротой и даже лишили общения с себе подобными.
"Но ведь с этим пока все", - попыталась успокоить его Берника.
"Ничего подобного, - с горечью подумал Чарли. - Ведь мне все равно
придется возвращаться. Возвращаться в мое ужасное время. В это идиотское
здание".