"Томас Диш. Щенки Земли " - читать интересную книгу автора

Вернемся к тому, как мы с Жюли порхали по астероидам. Мы не просто
порхали - мы танцевали. Фактически в течение всего времени пребывания на
Лебедином озере, все десять лет, мы не переставали танцевать. Над каким бы
астероидом мы ни парили, при нашем появлении включалась музыка - миниатюрный
электронный оркестр, исполнявший сочинение того композитора, который
наиболее соответствовал нашей скорости, траектории полета, идиоритмике
движения и настроению. Это могли быть и импровизированные модуляции от
одного музыкального произведения к другому и обратно из репертуара любого
другого астероида. Зачастую модуляции оказывались самыми восхитительными
пассажами (вообразите музыкальное воссоединение Оффенбаха и Стравинского!),
которые побуждали нас кружить и кружить с легкостью пушинок, нигде надолго
не задерживаясь.
Были и другие механизмы, которые служили той же цели, исполняя
обязанности рабочих сцены, управляя светом, создавая бутафорию, оборудуя
сцену, когда музыка требовала чего-то более особенного, чем фейерверк...
Аппаратура запахов работала в полной гармонии со всеми остальными
механизмами, обеспечивая эстетическую синхронность...
Да, были, наконец, и мы - Жюли, я и другие любимцы. Ансамбль. Мы-то и
создавали целостность Лебединого озера, потому что наше веселье было
бесконечным, потому что музыка сопровождала нас там повсюду. Я говорю, что
мы танцевали, но большинству моих читателей это определение не дает
понимания того, чем мы занимались. Для среднего Динго танец - некое заранее
разученное упражнение, выполняемое в паре с индивидом противоположного пола.
Оно дает выход определенного сорта мощному напряжению по одобренным
обществом каналам. Когда танцевали мы, в этом не было ничего столь грубо
примитивного. Все, что мы делали, все, что мог сделать каждый, становилось
элементом танца: наши обеды, наши занятия любовью, наши тайные помыслы и
самые глупые шутки. Танец соединял все эти отдельные элементы в эстетическое
целое; он приводил к единому знаменателю неупорядоченность жизни, создавая
из нее великолепные гобелены. Наш девиз был не "Искусство ради искусства", а
"Жизнь ради искусства".
Как мне объяснить это Дингам? Ничто не пропадало зря. Ни слово, ни
мысль, ни обмен взглядами. Думаю, именно это важнее всего. Но был в этом и
более глубокий смысл. Всему отводилось точное место, совершенно как в
музыкальном произведении, сочиненном по правилам, где каждой струне положено
звучать в строго определенный момент.
Еще раз возрождалась старая романтическая идея синтеза искусств: та же
самая, что вдохновляла Байрейтские фестивали Вагнера и "Русские сезоны"
Дягилева. Но Господин Лебединого озера располагал ресурсами для ее
реализации, какие тем двоим приходилось искать на ощупь. И его главным и
самым необходимым ресурсом были дорогие, горячо любимые любимцы - мы. Он
баловал нас, нежил нас, приводил нас в форму. И не только физически (за
физическим состоянием любимцев следил даже самый небрежный Господин); еще
больше внимания он уделял нашей ментальной доводке. На деле слишком большая
острота ума может оказаться недостатком. Господа Папы на Церере и Ганимеде в
большей мере развивали интеллект своих любимцев, чем допускал наш Господин.
С тем первым поколением любимцев во всем были допущены кое-какие передержки.
Поуп где-то говорил о Шекспире, что тот был "необработанным алмазом". Разве
не мог бы Шекспир сказать то же самое о Поупе? Важнее, как видите, быть не
остроумным, воспитанным или блистательным, но искренним. Мы, любимцы второго