"Димитр Димов. Осужденные души" - читать интересную книгу автора

что все идет чудесно, и представила себе фарс своего крещения в Мадриде или
Севилье, репортеров, снимки, сенсационные сообщения в испанских газетах,
всегда откликающихся на такого рода события.
- Я думаю об отце Эредиа... - внезапно сказал отец Сандовал. - Мне
кажется, отец Эредиа, которого вы знаете, мог бы познакомить вас с догматами
нашей святой церкви.
Волнение Фани стало неописуемым. Она торжествовала и поздравляла себя с
удавшейся хитростью. Игра была выиграна. И в этот миг источающие фосфорный
свет глаза отца Сандовала вонзились ей в лицо с ужасной, ледяной
неподвижностью. Фани почувствовала, как ее охватывает прежний страх перед
ним, страх перед существом, которое смотрит ей в душу, читает ее мысли. Ей
почудилось, что ни один оттенок безумного волнения, испытанного ею, когда он
назвал Эредиа, не ускользнул от его взгляда. Он забросил удочку, и она не
задумываясь схватила приманку.
- Сейчас, однако, отец Эредиа занят, - продолжал Сандовал, кинув
мрачный взгляд на несчастного Оливареса который стоял совсем убитый, кляня
свой грешный язык. - Он работает над вакциной против сыпного тифа и не может
быть вам полезен.
- Тогда, - сказала Фани героически, следуя британскому правилу
отступать в полном порядке, - тогда не могли бы меня подготовить вы?
Простите, отец, может быть, я слишком дерзка?
- В ваших словах нет дерзости, сеньора, - утешил ее Сандовал, - а лишь
смиренное желание познать бога. Но, к сожалению, и я очень занят. На мне
лежит управление орденом во всей Толедской провинции. Я посоветовал бы вам
посещать проповеди в какой-нибудь приходской церкви, читать избранные книги,
сосредоточиться в себе... И когда вы почувствуете истину Христа в своем
сердце, вы могли бы опять прийти к нам.
- Поверьте, я так и сделаю.
Они еще поговорили о католицизме, о божественном духе и соборах. Отец
Сандовал написал на листочке список книг, которые Фани должна была
прочитать. Среди них на первом месте стояли "Подражания Христу" Кемписа и
"Жизнь Лойолы" отца Риваденейры. Затем Сандовал проводил ее к выходу. Когда
они прощались, Фани еще раз поймала его взгляд и опять вздрогнула от блеска
этих ледяных фосфоресцирующих глаз, в которых горел мрачный фанатизм
средневековья.
Он напутствовал ее словами:
- Да хранит господь вашу душу, сеньора!

Пока Робинзон вел машину в Мадрид, Фани старалась выработать новый план
действий. И ничего не могла придумать. Тогда она опять начала мечтать об
Эредиа, опять отдалась безудержной и сладкой фантазии, побуждаемая
неотступной мыслью о нем. Она желала его страстно, с тем напряжением чувств,
когда человек знает, что он мог бы взять любимое существо, как срывают не
тронутый ничьей рукой спелый плод! Она испытывала такое чувство, будто на
свете существует только отец Эредиа и что все ее действия имеют смысл лишь
постольку, поскольку они связаны с ним, что она отдала бы все за ночь, за
один час, за одну минуту... И в то же время она замечала, как прежнее
капризное и животное влечение к нему незаметно переходит в чистейшую
нежность, в чистейший восторг. Из сладострастного желания, с каким она
начала преследовать Эредиа, рождалось постепенно более сложное, более