"Димитр Димов. Осужденные души" - читать интересную книгу автора

рождали новые конфликты. Старинные соборы чередовались с клубами анархистов,
рабочие митинги с поклонением святым мощам. После почерневшего от фабричного
дыма Бильбао она увидела Толедо, потонувший в сонной романтике. В Мадриде
она познакомилась с аристократами, которые все еще верили в архангелов и в
чудотворные статуи богородиц, а в отеле слуги читали Энгельса и Дарвина. В
Барселоне работа кипела в американском темпе, в Севилье бренчали гитары и
жизнь катилась в сладкой неге, как ленивые воды Гвадалквивира. По радио
гремело пламенное красноречие Пассионарии, в Авиле женщины два раза в день
ходили на литургию. Аристократы устраивали заговоры против республики,
пролетарии грозились их перерезать, по все медлили. У Фани был иммунитет
против романтики (по крайней мере она любила этим хвастаться), и контрасты
сегодняшней Испании казались ей гораздо интереснее, чем изъеденное пылью
веков величие Толедо и Эскуриала. Она сразу поняла настоящую причину того,
что увидела: и здесь, как в Англии, одни имели все, а другие ничего; с той
разницей, что здесь те кто не имел ничего, протестовали и бунтовали. Здесь
слуга не хотел всю жизнь оставаться слугой, не хотел, чтобы дети его тоже
стали слугами, ибо это оскорбляет человеческое достоинство. Правда, Фани
вдолбили еще в детстве, что подобные претензии угрожают существованию
цивилизации. Но сейчас она ничуть не была склонна тревожиться о судьбах
цивилизации. Ей казалось просто забавным немного пожить в этой стране, где
люди озлоблены, где в любой день может разразиться революция и где быстрей
пройдет время, пока уляжется негодование семьи Ллойдов.
В Мадриде Фани встретилась с другом детства - мистером Блеймером, или
просто Лесли, как она его называла. Она сказала ему, что хотела бы на
некоторое время остаться в Испании.
- Что ты будешь здесь делать? - спросил он.
- Развлекаться, - ответила Фани со всей серьезностью, какой требовал
поставленный перед ней вопрос. - Кроме того, я изучу страну, соборы, бои
быков...
- Что ж, только не слишком увлекайся! - предупредил ее Лесли.
Фани вернулась в Сан-Себастьян и сняла на три месяца виллу у маэстро
Фигероа, забытого художника. Маэстро Фигероа в молодости был довольно
известным живописцем, хотя и не сумел прославиться за пределами Испании
подобно Пикассо или Сулоага. Его картины, несмотря на оригинальный колорит,
были испорчены театральностью композиции и вызывали у критиков улыбку. Вилла
у него была несколько уединенная, зато красиво расположенная на склоне,
спускавшемся к самому океану. Фани поселилась в ней вместе с шофером и
пожилой служанкой, рекомендованной ей самим маэстро. Она ежедневно брала
уроки испанского языка и читала книги, привезенные из Парижа, но скоро ей
стало скучно. Тогда она пригласила Друзей, и, когда те приехали, ей опять
стало скучно.
Фани проснулась на старинной кровати в комнате, примыкавшей к
просторному и светлому помещению, прежней мастерской художника. Она
вытянулась в кровати - немой свидетельнице страстных ночей молодого
маэстро - и лениво зажгла сигарету. Выкурила ее, спрягая глагол tener (она
решила основательно изучить испанский). Потом встала, чувствуя легкое
головокружение и приятное покалывание во всем теле - сигареты содержали
опиум. Не надо бы курить эти сигареты!.. Ее пристрастие к ним становилось
опасным. В первый раз она попробовала их на Монмартре в мансарде одного
свихнувшегося поэта, который считал себя приверженцем эссенциализма. Почему