"Димитр Димов. Осужденные души" - читать интересную книгу автора

гардины. Про зеркало скажешь, что оно разбито случайно.
- Хорошо, сеньор!..
- Можешь идти.

Когда горничная вышла, Луис приблизился к Фани со шприцем и стерильным
раствором в руке. При виде шприца в глазах ее сверкнула дикая радость.
- Ты сумеешь сделать укол? - спросил он.
Мысль самому вонзить иглу ей в тело была ему отвратительна.
- Да, конечно, - прошептала она.
- Сколько сантиграммов?
- Тридцать.
Луис содрогнулся. Эта доза вполне могла бы убить здорового человека, но
для нее она была нормальной. Он отмерил нужное количество, подал ей шприц и
вату, смоченную спиртом, и отвернулся. Он не хотел видеть, как она вгонит
иглу себе в бедро или в руку. Когда он снова повернулся к ней, она уже
отложила пустой шприц на тумбочку и откинулась на подушку. Усилие утомило
ее, но все же она нашла в себе силы посмотреть на Луиса с признательностью и
произнести по-испански чуть слышное gracias.[12]
Через несколько минут морфий начал действовать, и она погрузилась в
блаженное забытье. Луис знал, что для нее это было возвратом к нормальному
самочувствию. На ее мертвенно-бледных щеках проступили розовые пятна, потом
они разлились по всему лицу, а ее заострившиеся черты смягчились, и лицо
приняло счастливое, мечтательное выражение. Она оставалась в таком состоянии
около получаса, потом приподнялась, опершись локтем на подушку, и вперила в
Луиса глаза, все еще холодные и тоскливые, но какие-то умиротворенные, в
которых не было и следа прежней дикой истерии и кровавого пламени. Она еще
раз слабо произнесла gracias, и Луис подумал, что, наверное, так она
говорила и смотрела с северным спокойным холодком в голосе и в глазах давно,
много лет назад, когда была совсем молодой девушкой. Больше она ничего не
сказала, опустилась на подушку и заснула, а Луис вышел, предварительно убрав
морфий и шприц в тумбочку возле ее кровати.

III

На другой день Луису захотелось как можно скорей увидеть Фани Хорн. Но
он не стал звонить ей по телефону, боясь нарушить ее полезный и укрепляющий
сон. Чтобы как-то убить время, пока она, по его расчетам, не проснется, он
отправился в Ретиро и выпил кофе в баре "Флорида". Потом погулял в парке,
наблюдая, как бесчисленные стайки испанских детей, которым предстояло
заместить жертвы революции, играют в аллеях в мяч и бегают с обручами. Когда
он вернулся в отель, ему передали, что англичанка спрашивала о нем и недавно
ушла. Его удивило, что Фани Хорн сама им интересуется. Но может быть, она
просто хочет сказать ему несколько сухих слов благодарности. "Я увижусь с
ней за обедом в ресторане", - подумал он. И так как было всего одиннадцать
часов, он решил пойти в Прадо.
В музее он стал бродить по залам среди портретов королей и святых, на
лица которых нельзя было смотреть без ужаса, потому что у всех было почти
одинаковое выражение грешников, истерзанных мыслью о боге и загробном мире.
Студенты из академии бездарно копировали полотна великих мастеров, а редкие
посетители - провинциалы и иностранцы - с невежеством профанов подходили