"Димитр Димов. Поручик Бенц" - читать интересную книгу автора

золотистые волосы и голубые глаза убедительно свидетельствовали о его
арийском происхождении. Он. выглядел зрелым мужчиной, а на самом деле был
еще молод и, хотя работал ничуть не больше рядовых болгарских врачей,
прослыл энергичным и неутомимым. Серо-зеленая форма оттеняла здоровый
румянец его загоревшего на южном солнце бодрого лица. Оно отличалось
своеобразной красотой, крупные, смелые черты его были будто высечены
несколькими ударами резца - без плавных переходов. Твердость, упорство и
непреклонность выражения смягчались мечтательным, добрым взглядом голубых
глаз. Широкие плечи, уверенная посадка головы усиливали впечатление
недюжинной физической силы и выносливости.
Мимоходом он смутил двух дежурных сестер милосердия, которые увлеклись
бесконечными и, судя по всему, увлекательными пересудами. Однако Бенц прошел
мимо, не сделав им замечания, чтобы лишний раз не смешить их. Он еще очень
плохо говорил по-болгарски.
По аллее разгуливали раненые в мятых халатах, исхудалые, осунувшиеся и
подавленные. Они тихо переговаривались между собой, смех и восклицания то и
дело вспыхивали среди общего уныния и бесследно замирали. Было что-то жалкое
и бессмысленное в их вымученных шутках, движениях, голосах, словно все эти
люди после пережитых ужасов отупели и впали в детство.
Шофер завел мотор и без надобности оглушительно просигналил, вызвав
болезненные гримасы на лицах раненых. Расплывшийся, толстый коротышка
померанец с жирным лицом и маленькими, близко сидящими глазками, он был
полной противоположностью Бенцу и мог служить живым доказательством
гениальной способности германской расы ставить каждого из своих индивидов на
то место в огромной военной машине, которое соответствовало их способностям.
С первого взгляда было ясно, что этому толстяку уготовано место только
тылового шофера.
Машина выкатилась на улицу и помчалась к центру города, оставляя за
собой клубы белесой известковой пыли.
Был час вечерней передышки, когда новобранцы возвращаются с учений,
полковники и генералы покидают штабные канцелярии, сестры милосердия -
госпитали, а почтальоны расходятся по всему городу, разнося письма с фронта,
которые будут распечатывать дрожащими пальцами, читать затаив дыхание,
целовать или обливать слезами, потому что в них писали о любви, измене или
смерти. У дверей домов на нетесаных камнях и низеньких табуретках сидели
одетые в черное старухи; они курили самокрутки и покрикивали на грязных,
загорелых до черноты ребятишек, копошившихся в уличной пыли. По тротуарам
прохаживались девчонки-подростки, которые за военные годы стали не по
возрасту самостоятельными. Большинство из них работали на табачных складах,
жили впроголодь, хотя еще не скатились на дно. На их лицах блуждала
заученная полустыдливая улыбка, они неумело притворялись, будто идут по
своим делам и не обращают внимания на заигрывания. Но ухажеров они не
отгоняли, нередко соблазняясь солдатской пайкой хлеба. Маленькие оборвыши,
озлобленные и крикливые, шли с жестянками в руках к казарме, надеясь
получить остатки солдатской трапезы, и с остервенением переругивались меж
собой. Их визгливые вопли резали слух.
Солнце скрывалось за горизонтом, огромное, мрачно багровое, словно
утопая в крови убитых за день.
Бенц закурил сигарету и жадно затянулся.
Вечерняя прохлада освежала лицо, разгоняла усталость, будила желание