"Димитр Димов. Виновный " - читать интересную книгу автора

Глафира. Только для простачков! Или для пресмыкающихся, которые
раболепно ползают у ее пог.
Пауза. Все смотрят на Петринского, словно ожидая, что он ответит
Глафире.
Петринский (встает перед Глафирой с ледяным выражением лица). Ты
кончила?
Глафира (дерзко). Что вас беспокоит, господин профессор?
Петринский (гневно, указывая на дверь). Вон!
Глафира (в гневе вскакивает со стула, сжав кулаки). Нет! Я не уйду! Я
останусь, чтобы разрушить твое лицемерное, пуританское спокойствие,
фальшивое душевное благополучие! Легко тебе называть меня поверхностной и
легкомысленной! Легко выгнать из порядочного общества! Я знакома с Аной с
тех пор, как стала твоей любовницей! Тогда она была молода и красива! Я
абсолютно уверена, что ты желал ее как женщину, но ни разу не посмел ей
признаться! Почему к пей у тебя всегда было одно отношение, а ко мне -
совсем другое?
Петринский (с громким смехом). Это тайна каждой женщины! К одним
мужчины испытывают уважение, а к другим - нет!
Глафира (горько). Попытаюсь заглянуть в эту тайну природы, профессор!
Может быть, партия... борьба... домашнее воспитание... или что-нибудь
другое... сделали Ану морально твердой как скала! А меня... дочь бедного
художника... нищета и богемная среда отца... сделали мягкой как воск! (Нежно
и задумчиво.) Милый папа! Он был беден как Иов, а так тянулся к веселью и
любви! (После короткой паузы, снова прежним тоном.) Да! Если бы ты ухватился
за скалу, ты содрал бы кожу не пальцах! Вот ты и протянул руку к воску.
Пауза. Глафира собирается с мыслями, а Петринский, фальшиво улыбаясь,
принимается расхаживать по холлу.
Петринский. Забавно! Продолжай!
Глафира (резко). Разумеется, продолжу!
Петринский (снисходительно) . Прошу!
Глафира. Ты помнишь тот декабрьский вечер тысяча девятьсот тридцать
восьмого года? Папа умер летом, мне шел восемнадцатый год. Снега не было, но
было холодно и мрачно! Весь день я провела с мамой, которая непрерывно
плакала и проклинала нищенскую пенсию, которую она получала за отца. В нашей
мансарде было холодно, как в леднике. У нас не было ни угля, ни денег.
Только несколько левов на хлеб, и больше ничего! Мы тщетно искали работу.
Неумолчный бесполезный плач мамы вывел меня из равновесия, и я вспылила...
накричала на нее... схватила свое старенькое пальто и выскочила на улицу. Я
шла куда глаза глядят. О, я вовсе не была в отчаянии, не собиралась
покончить жизнь самоубийством или пойти не панель! Во мне была... и есть
еще... какая-то дьявольская жизненность! Я мечтала о будущем! Хотела учиться
в Академии художеств... а денег не было даже на хлеб... я голодала и мерзла!
Мимо меня мчались лимузины с элегантными дамами в каракулевых манто.
Проходили гоноши и девушки, которые направлялись в горы кататься на лыжах...
сверкали витрины с шелком и сногсшибательными туфлями! И тогда... Да, тогда
мне стали смешны моя мораль и мое целомудрие! Несознательно... а может быть,
и вполне сознательно... черт его знает, как... я оказалась перед твоим
домом! Окно кабинета было освещено. Я позвонила. Вошла. О, как приятно и
тепло было у тебя! Микроскоп... наука... тома человеческой мудрости...
красивый мужчина в шелковом халате. Да, я вошла! Вошла невинной девушкой, а