"Димитр Димов. Душная ночь в Севилье " - читать интересную книгу автора

античное и вместе с тем сверхсовременное. Маэстро Кинтана поспешил
представить меня, назвав мою далекую родину. Но я произвел на Канделиту не
большее впечатление, чем официант, который принес ей рюмку ликера. Завязался
банальный разговор о ее выступлениях в Мадриде и ангажементах в Южной
Америке. Когда маэстро Кинтана или я искренне восхищались ее совершенной
техникой и отточенной манерой исполнения танца в театре "Фонтальба", она
удостаивала нас рассеянной и ничего не значащей улыбкой - так улыбаются
артисты, позируя перед репортерами или выходя на вызовы публики. Но,
несмотря на безукоризненную внешность и хорошее настроение Канделиты, что-то
с ней было неладно. Тени под глазами и желтоватый оттенок кожи выдавали
употребление наркотика. В глубине ее зрачков можно было заметить вульгарную
муть, как у девушек из "Лас Каденас", - возможно, это был осадок ночей,
проведенных с бразильскими плантаторами или капризными любовниками из
Голливуда. В этих зрачках была суровая и холодная печаль, какая-то
смертельная скука, они были мертвы, как глаза робота, который не может
почувствовать естественную радость жизни. Сколько я ни старался, я не мог
узнать в этой женщине Мануэлу Торрес. Вскоре я заметил, что маэстро Кинтана
и Канделита уже слегка тяготятся друг другом. Я вспомнил, как художник
сказал, что им вообще не о чем говорить. Их связывало только печальное и
сладостное воспоминание о тех днях, когда они оба жили настоящей жизнью.
Танцовщица поднялась и пожелала нам доброй ночи. Маэстро Кинтана проводил ее
до выхода. Когда он вернулся, девушки с воланами уже снова кружились и
вихлялись в механической сегедилье.
- Не лучше ли нам уйти? - обратился я к художнику.
- Я как раз собирался вам это предложить, - ответил он.
Мы подождали официанта, чтобы расплатиться.
Когда мы вышли, мне показалось, что духота усилилась. Высоко над домами
светила полная, окутанная влажным туманом луна, а на светлом,
млечно-фосфорном небе вырисовывались силуэты огромных стройных пальм,
украшавших Пласа-дель-Триунфо. Ни ветерка, ни легчайшего дуновения, листья
пальм застыли в неподвижности. Немые дома словно оцепенели в этой тяжелой,
почти тропической ночи. Нас окатило потом.
- В августе ночи в Севилье невыносимо душные, - сказал художник, и мы
пошли по улице.