"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

своим содружеством с застывшей чистой линией. Все здесь вымыла и лишила
малейшей капли чувства непорочная и страшная госпожа Геометрия. Порою
казалось, будто диковинное это творение начинало томиться и шевелиться, так
что хотелось бежать от приступа тошноты, вызванного этим чудом.
______________
* Женское имя, уменьшительное от "Глория", по-испански - слава.

Если во внешнем виде парка неизменно царила самая неукоснительная
сдержанность, то внутри дом был истинным средоточием кошмаров. Казалось, что
Дон Альфонсо возводил дом по мере того, как тот являлся ему в бреду. Широкие
коридоры вели в никуда. Их полы и потолки были из темной каобы, на
равномерном расстоянии друг от друга обнаруживались старые, потемненные
пылью холсты в золотых рамах, и коридоры эти долго петляли, чтобы влиться
затем в другие коридоры, также повитые забытьём, и все это, когда уже не
оставалось надежды, оканчивалось тихим полумраком какой-нибудь залы рядом с
верандой, откуда долетал свет, холодный и даже лунный из-за того, что ему
приходилось просачиваться сквозь бесчисленные тонкие веточки вьюнка. Если бы
можно было предположить, что вся эта густая архитектура, вся эта эбеновая
растительность, вырезанная на мебели в виде жаркого сплетения тяжелых
листьев, и густота воздуха, который в некоторых углах отдыхал на предметах,
как физическое тело, как паутина, если бы вероятно было предположить, что
все это, зримо контрастируя продуманному устройству парка, тайно отвечает
одной из невинных амбиций Дона Альфонсо, положим, прослыть передовым
человеком, ученым психоаналитиком, который вследствие тонкой своей
изысканности начал широко исследовать подспудный механизм века, тогда можно
было бы думать, что светлоглазый старичок знает секрет некоего таинственного
рычага (не он ли был посвящен в тайну всего и вся?), при помощи которого
может по собственной воле и в мгновение ока выпрямить изогнутые коридоры,
придав им их настоящую, разумную форму, или включить скрытые вентиляторы,
которые разогнали бы тяжелый воздух и в конце концов показали бы всем, что
темные картины были в действительности светлыми окнами дома.
Я сказал, что у Дона Альфонсо были светлые глаза, и, возможно, эта
обмолвка заставит думать, что у меня с ним в ту пору были короткие
отношения, а это никоим образом не соответствует действительности. Дона
Альфонсо, министра, сперва - внутренних дел, а затем - содействия развитию,
могли лицезреть, так сказать, лишь немногие "посвященные", и слово это
проливает свет, помимо всего прочего, на еще одну интересную сторону его
жизни, ибо он был Верховным Магистром тайного, им же учрежденного ордена,
который в своей весьма своеобразной несообразности объединял наисложнейшие
физические упражнения с наипростейшими постулатами прикладной психологии для
наиболее точного исполнения основной максимы этой секты, висевшей в золотой
рамке над столом Дона Альфонсо: mens sana in corpore sano*. Ему нравилось
повторять ее, словно всесильное заклинание, в трудные моменты. Вечера, когда
мы наносили визиты Донье Алисии, мы проводили в соседствующей с верандой
зале, уже упомянутой мной, в старых креслах с плетеными сиденьями, ветхих от
долгого пользования, постигших, после того как бессчетные годы пропитали их
своей мглою, искусство превращать свою неподвижность и безмолвие в своего
рода участие, пылкое, учтивое и одновременно свойское участие во всем, о чем
говорят гости, - в эти вечера Дон Альфонсо ни разу не показывался.
______________