"Кристофер Дикки. Кровь невинных " - читать интересную книгу автора

в Америке других мусульман из Югославии? Сомневаюсь. Думаю, он перестал
думать о религии в тот день, когда убрал в коробку свой Коран. Он провел в
США - мне пришлось немного призадуматься, потому что я никогда не проводил
подобных расчетов, - семь лет прежде, чем к нему приехала моя мать. Он
эмигрировал летом 1947 года, а осенью стал работать учителем. Когда мне было
девять лет, в школе устроили праздничный обед по случаю тридцатилетия его
работы. Тридцать лет. Интересно, что представлял собой Уэстфилд в те дни,
когда еще не построили автомагистрали, аэропорт и супермаркеты и не изобрели
кондиционеры? Просто одна длинная улица в самом сердце Америки. Город ничем
не напоминал те места, откуда приехал отец.
- Ты хорошо знал отца? - спросил я Дженкинса, лежавшего радом со мной
под навесом разгромленной "Пещеры Синдбада".
- Дай мне поспать, приятель. Нам нужно набраться сил до ночи.
- С тобой все в порядке? - Я внимательно на него посмотрел и заметил,
что темная влажная ткань его формы была забрызгана кровью. - Что с тобой
случилось?
- Задело левое плечо, немного побаливает, когда я поднимаю ружье, но
ничего серьезного. - Он посмотрел себе через плечо. - Ты об этом? Часовой
прошлой ночью. Там был просто фонтан крови. - Дженкинс подвинулся поближе,
чтобы согреться, но по-прежнему лежал ко мне спиной.
Я хотел спросить его, что он знает о жизни своего отца. Возможно, для
некоторых отец так и остается тайной, которую невозможно раскрыть. Это целая
жизнь, мир романтики и страхов, желаний и потребностей одного-единственного
человека, твоего отца, каким он был до твоего рождения. Но даже после того,
как ты появляешься на свет, много ли ты знаешь о нем? Он любит тебя или
бранит, заботится о тебе или безразличен. Это то, что ты чувствуешь. Но
другие люди воспринимают его совсем иначе. Возможно, если вам удается
прожить довольно долго вместе и вы знаете отца, когда уже стали взрослыми,
это многое меняет. Но я не уверен. Я знал отца с той стороны, которая была
недоступна окружающим, а человек, которого, казалось, понимают все,
оставался для меня незнакомцем. И никто не мог рассказать мне, каким был мой
отец до того, как приехал в Канзас. Я пытался представить его в молодости,
но не мог. У меня не получалось. Даже его лицо пожилого человека, каким я
его всегда знал, стало постепенно стираться из памяти. Я помнил только, что
он был очень высоким. Сейчас я такого же роста, как и он. Я почти нагнал
отца к моменту его смерти. А еще я помню, что всегда уважал его.
Отец отличался уравновешенным характером. Он давал волю эмоциям только
во время тренировок с командой "Викинги". Дома почти все время молчал, и
меня это особенно беспокоило. Я не могу вспомнить момента, когда бы он
повысил голос или поднял на кого-нибудь руку. Но на баскетбольной площадке,
во время тренировки или игры, с ним происходили удивительные метаморфозы. Я
наблюдал за ним с восхищением и даже страхом. В нем появлялась какая-то
напряженность, граничащая с отчаянием, которую я в другое время в нем не
видел. Когда начиналась игра, он скрежетал зубами, кричал, вены выступали у
него на висках, а на губах появлялась пена, как будто какое-то ужасное
существо пыталось вырваться из него наружу. Но большинство людей думали, что
он просто очень любит баскетбол, а этот вид спорта не особенно популярен в
Уэстфилде.
Он всегда старался помочь людям усовершенствовать свои навыки, но за
исключением тех немногих вещей, которым он научился на курсах и семинарах, в