"Чарльз Диккенс. Сев" - читать интересную книгу автора

Грэдграйнда. - Фамильярное "Том" он произнес нарочито развязным тоном,
словно хотел показать, что и за миллион не согласится назвать своего друга
Томасом. - Выдумал тоже - взять на воспитание эту циркачку.
- Девочка ждет и не знает, что ей делать, - сказала миссис Спарсит,
идти ли прямо в школу, или сначала явиться в Каменный Приют.
- Пусть ждет, - отвечал Баундерби, - я и сам еще не знаю. Вероятно, Том
Грэдграйнд скоро пожалует сюда. Ежели он захочет, чтобы она побыла здесь еще
день-другой, она, разумеется, может остаться.
- Разумеется, мистер Баундерби, ежели таково ваше желание.
- Я сам вчера вечером предложил, чтобы она переночевала у нас. Может
быть, он еще одумается и не станет сводить эту девчонку с Луизой.
- Вот оно что! Какой вы заботливый, мистер Баундерби!
Миссис Спарсит поднесла чашку ко рту, слегка раздув ноздри
кориолановского носа[24] и сдвинув черные брови.
- Я лично убежден, что киске такое знакомство не сулит ничего хорошего.
- Вы имеете в виду мисс Грэдграйнд, мистер Баундерби?
- Да, сударыня, я имею в виду Луизу.
- Поскольку вы, без предварительных разъяснений, упомянули о "киске", -
сказала миссис Спарсит, - а дело касается двух девочек, то я не знала, к
какой из них относится это наименование.
- К Луизе, - повторил мистер Баундерби. - К Луизе.
- Вы прямо как родной отец для Луизы, сэр. - Миссис Спарсит отхлебнула
чаю, и когда она, сдвинув брови, склонила лицо с классическим носом над
дымящейся чашкой, казалось, что она колдовством вызывает богов преисподней.
- Ежели бы вы сказали, что я как родной отец для Тома, - не для моего
друга Тома Грэдграйнда, конечно, а для брата Луизы, - это было бы верней. Я
хочу взять его в свою контору. Будет у меня под крылышком.
- Вот как? А не слишком ли он молод, сэр? - Когда миссис Спарсит,
обращаясь к мистеру Баундерби, прибавляла словечко "сэр", то делала это лишь
из вежливости, что скорее служило к вящей ее чести, нежели возвеличивало
его.
- Так ведь я не сейчас возьму его. Сначала ему вобьют в голову всякие
науки, - отвечал Баундерби. - В них-то, уж будьте покойны, недостатка не
будет! Вот подивился бы мальчишка, ежели бы знал, как мало учености
вмешалось в моей башке, когда мне было столько лет, сколько ему сейчас.
Кстати, но всей вероятности, Том отлично это знал, ибо далеко не в первый
раз Баундерби делал такое заявление. - Но просто поразительно, как трудно
мне подчас разговаривать с кем-нибудь на равной ноге. Взять хотя бы к
примеру мой нынешний разговор с вами о циркачах! Ну что вы можете о них
знать? В ту пору, когда кувыркаться в уличной грязи на потеху публике было
бы для меня сущим благодеянием, счастливым лотерейным билетом, вы сидели в
Итальянской опере. Вы, сударыня, выходили из театра в белом шелковом платье,
вся в драгоценных каменьях, блистая пышным великолепием, а мне не на что
было купить пакли, чтобы посветить вам[25].
- Разумеется, сэр, - отвечала миссис Спарсит со скорбным
достоинством, - Итальянская опера была мне знакома с весьма раннего
возраста.
- И мне, сударыня, и мне, - сказал Баундерби, - но только с оборотной
стороны. Можете мне поверить - жестковато было спать на мостовой под
колоннадой Итальянской оперы. Такие люди, как вы, сударыня, которые с