"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

Позднее, вечером, идя по Рю Сент-Оноре, я увидел на каком-то кабачке афишу,
обещавшую состязания на рапирах и на палашах, борьбу и другие подобные
зрелища. Я вошел и, поскольку некоторые фехтовальщики были очень искусны,
остался. В заключение вечера был обещан образец нашего национального спорта,
британского бокса. В недобрый час решил я, как подобает британцу, дождаться
этого выступления. Боксеры (два английских конюха, потерявшие место) дрались
неумело и неловко, но один из соперников, получив правый прямой перчаткою
между глаз, поступил совершенно так же, как, показалось мне, собирался
поступить крупный темноволосый мужчина в морге, и он доконал меня в этот
вечер.
В маленькой прихожей моего номера стоял довольно-таки тошнотворный
запах, - в Париже такой аромат вовсе не редкость. Большое темное существо в
морге никак не воздействовало на мое чувство обоняния, потому что лежало за
толстой стеклянной стеной, которая так же непроницаема для запахов, как
стальная или мраморная. И все же воздух комнаты все время напоминал мне о
нем. Еще любопытнее та своенравная настойчивость, с какою его портрет вдруг
ни с того ни с сего возникал у меня в мозгу, когда я шел по улице. Я мог
идти по Пале-Роялю, лениво разглядывая витрины, услаждая свой взор выставкой
какого-нибудь магазина готового платья. Мой взгляд, скользя по пеньюарам с
немыслимо тонкой талией и ярким жилетам, задержится, бывало, на хозяине, на
приказчике, а то и на манекене у дверей, воображение подскажет мне вдруг:
"похож на него", и меня тотчас же снова одолевает тошнота.
Точно так же это случалось и в театре. Часто это происходило на улице,
когда я никак не искал этого сходства, да его наверняка и не было. Это
наваждение обуяло меня совсем не потому, что он был мертв; я знаю, что меня
мог бы (со мной так не раз уже бывало) преследовать образ живого человека,
мне отвратительного. Это продолжалось около недели. Картина не тускнела, не
становилась менее назойливой или яркой, но являлась мне все реже и реже. Об
этом, быть может, следовало бы поразмыслить тем, кому поручена забота о
детях. Трудно преувеличить силу и точность восприятия развитого ребенка. В
эту пору жизни, когда наблюдательность столь сильна, те или иные впечатления
иногда бывают очень устойчивы. И если подобное впечатление произвел предмет,
способный испугать ребенка, то страх ребенка, по недостатку в нем
рассудительности, будет очень силен. Стараться в такое время сломить волю
ребенка, поступать с ним по-спартански, посылать его насильно в темную
комнату, оставлять его против воли в пустой спальне - все равно что просто
взять его и убить.
В одно прекрасное солнечное утро застучали колеса моей германской
колесницы, унося меня из Парижа, и я навсегда расстался с большим темным
существом. Должен признаться, впрочем, что после того, как его предали
Земле, меня потянуло в морг посмотреть на его одежду, которую я нашел
страшно похожей на него самого - в особенности башмаки. Но я ехал в
Швейцарию, я не оглядывался назад, а глядел только вперед, и мы с ним
перестали водить компанию.
И снова я с радостью предвкушаю долгое путешествие по Франции, с ее
занятными, полными цветочных ваз и стенных часов придорожными тавернами, что
приютились в сонных городках с населеньицем никак не сонным, когда выберется
оно вечерком под деревья маленького своего бульвара! Привет вам, господин
кюре, когда вы гуляете по дороге неподалеку от города и читаете вечный свой
требник, который пора б уже знать почти что весь наизусть. И позже, среди