"Чарльз Диккенс. Земля Тома Тиддлера" - читать интересную книгу автора

другу и продолжал подробно уведомлять его о постепенном улучшении здоровья
нашего больного, пока тот не поправился настолько, что мог уже по нескольку
часов в день сидеть за гравировальной доской и снова зарабатывать себе на
жизнь.
- Они очень признательны неизвестному другу, который время от времени
помогал им в беде, - сказал я мистеру Пайкрофту.
- Глупости, глупости, все это сущие пустяки, право, сущие пустяки! -
воскликнул старик, стараясь переменить тему разговора.
- И они очень хотят поблагодарить его лично, - продолжал я решительно,
- если он откроет свое имя и предоставит им такую возможность.
- Нет, нет, ни за что на свете! Нет, это невозможно. Вот возьмите для
них еще немного, это им на первое время, нельзя же ему сразу так
переутомляться.
- И вы не разрешите им повидать вас? - спросил я снова.
- Нет, нет, нет, ни в коем случае, - ответил добряк. - Но, знаете, что
я вам скажу. Мне бы хотелось повидать их... Как и раньше... Словом, их тени.
Как-нибудь я зайду к вам выпить стаканчик бренди и снова посмотрю на них.
Я вынужден был удовлетвориться хотя бы этим и, условившись с мистером
Пайкрофтом встретиться в один из ближайших вечеров, ушел домой.
Наступил вечер, а с ним небывалое оживление и суета в обычно тихой
комнате напротив. Тень маленькой женщины все время порхала взад и вперед,
словно она старалась получше прибрать их бедное жилище. По самой середине
окна, так близко к белой тонкой шторе, что мне было очень ясно ее видно,
висела птичья клетка. Именно благодаря ей я и смог получить некоторое
представление о внешности моих друзей. Когда один из них подходил к клетке,
чтобы свистом подбодрить ее обитательницу, я мог видеть профиль мужа или
жены так отчетливо, как если бы смотрел на темные силуэты, которые в старину
вырезали на ярмарках странствующие художники. Но хорошо разглядеть их я мог
только в тех случаях, когда гравер или его жена стояли у самой шторы и
далеко от света, обычно же я видел лишь сплошные бесформенные пятна. А когда
кто-нибудь из них близко подходил к свече, то тени становились такими
огромными, что все окно, кстати сказать, чрезвычайно большое, сплошь
затемнялось даже одной фигурой. Как я уже сказал раньше, мне очень редко
удавалось распознать, что делали тени, и всякий раз, когда я видел, что
приготовляется питье или наливается лекарство, это происходило лишь потому,
что необходимый предмет ставился на окно или подле него.
Точно в назначенный час мой старый друг появился у меня, и первый
вопрос, который он задал, после того как мы поздоровались, был:
- Ну, как поживают Тени?
Я поставил его стул на прежнее место, и мы сели. Суета и оживление,
которые я заметил в комнате молодых супругов, продолжались, и я почти не
сомневался, что там производилась "уборка". Моя догадка подкрепилась
появлением на сцене тонкой прямой тени, которую я счел за щетку и которой
весьма деятельно орудовали.
Да, чтоб не забыть - когда щетка на миг позволила себе передышку, на
шторе очень четко вырисовалась тень бедного молодого гравера. Он подошел к
окну, видимо для того, чтобы продеть между прутьями клетки какой-то предмет,
вероятно веточку крестовника.
В эту минуту я заметил, что мой друг сильно изменился в лице. Он
приподнялся на стуле и, взволнованно вглядываясь в тень, каким-то странным