"Чарльз Диккенс. Барнеби Радж" - читать интересную книгу автора

в этом доме, в обшитой дубовыми панелями комнате с окном-фонарем; мало того,
наутро королева-девственница, стоя перед крыльцом на колоде, с которой
всадники садились на лошадей, и вдев уже одну ногу в стремя, наградила за
какие-то промахи несколькими тумаками и оплеухами своего незадачливого пажа.
Люди, лишенные воображения и готовые во всем сомневаться (а такие, увы,
всегда имеются в любом обществе, имелись они и среди завсегдатаев "Майского
Древа"), склонны были считать это предание недостоверным, но, так как хозяин
старой гостиницы призывал в свидетели колоду перед домом и торжествующе
указывал, что она и поныне лежит на том самом месте, скептики неизменно
смирялись перед мнением огромного большинства, а все искренне верующие
ликовали, словно одержав великую победу.
Правдой или выдумкой были эти рассказы и многие другие в таком же роде,
но дом, в котором помещалась гостиница, был несомненно старый, очень старый
дом, ему, вероятно, было столько лет, сколько ему приписывали, а быть может,
и больше, как это иногда бывает с домами неизвестного и дамами известного
возраста. Окна у него были старинные, с ромбовидными стеклами, с частым
свинцовым переплетом, полы покоробились и осели, потолки с массивными
балками почернели от времени. Дверь дома выходила на старинное крыльцо с
затейливой, весьма своеобразной резьбой. Здесь в летние вечера постоянные
посетители курили, выпивали, а порой затягивали веселую песню,
расположившись на двух внушительных скамьях с высокими спинками, которые,
подобно двум сказочным драконам, стерегли вход.
В каминных трубах пустующих комнат уже много лет ласточки вили гнезда,
а под карнизами с ранней весны до поздней осени чирикали и щебетали целые
колонии воробьев. На дворе за домом и во всех надворных строениях ютилось
столько голубей, что счет им знал разве только сам хозяин. Стаи вертунов,
зобачей, веерохвостых, коротышей и других голубей весело кружили и
кувыркались над домом; это не совсем, пожалуй, гармонировало с его важным и
солидным видом, но зато их однообразное воркованье, не утихавшее весь день,
вполне ему соответствовало и, казалось, баюкало дом, навевая на него сладкую
дремоту. Если присмотреться, этот старый дом с его выступавшими вперед
верхними этажами, мутными, словно сонными стеклами в окнах и выпяченным,
нависшим над дорогой фасадом был похож на старика, который, задремав, клюет
носом. Без особых усилий воображения можно было открыть в нем и другие черты
сходства с человеком. Кирпич, из которого сложены были его стены, когда-то
темно-красный, выцвел и стал желтоватым, как кожа старика; крепкие балки
гнили, как испорченные зубы, и плющ местами тесно льнул зелеными листьями к
источенным временем стенам, как теплая одежда, защищающая от холода
одряхлевшее старческое тело.
Однако то была старость еще бодрая и крепкая; в летние и осенние
вечера, когда яркий блеск заходящего солнца освещал дубы и каштаны соседнего
леса, старый дом, получая свою долю этого блеска, казался их достойным
товарищем, у которого впереди еще много счастливых лет.
Вечер, с которого мы начнем наш рассказ, был не летний и не осенний, -
то были сумерки мартовского дня, и ветер уныло завывал в обнаженных ветвях
деревьев, громыхал в широких трубах, хлестал дождем в стекла, давая
завсегдатаям "Майского Древа", находившимся здесь в этот час, неоспоримый
повод посидеть подольше. К тому же, хозяин предсказывал, что погода
непременно прояснится в одиннадцать часов, ровно в одиннадцать (по
удивительному совпадению обстоятельств, он именно в этот час обычно закрывал