"Чарльз Диккенс. Мадфогские записки" - читать интересную книгу автора

перед ним, и ясно показал, что м-р Гринакр обладал самым необычайным по
размеру органом разрушения при весьма замечательном также развитии органа
потрошения. Сэр Хукхем Снайви собирался оспорить это мнение, когда профессор
Кеч вдруг прервал работу собрания, воскликнув чрезвычайно запальчивым тоном:
"Враки!"
Председатель позволил себе призвать ученого джентльмена к порядку.
Профессор Кеч. К черту порядок! Это не тот череп, вот какое дело. Это
совсем не голова; это кокосовый орех, мой зять его вырезал, чтобы украсить
ларек для продажи печеной картошки, который он привез сюда на то время, пока
будет работать съезд Ассоциации. Дайте мне его сюда, слышите?
С этими словами профессор Кеч схватил кокосовый орех и достал череп,
вместо которого он выставил было свой орех. Воспоследовал весьма интересный
разговор; но так как в конце концов возникли некоторые сомнения, был ли это
череп м-ра Гринакра, или какого-нибудь пациента из больницы, или
какого-нибудь бедняка, или еще какого-нибудь мужчины, женщины или обезьяны -
прийти к определенному выводу не удалось взыграть высокие умы, если
представляется случаи передать истину внимательному слушателю в
привлекательной и игривой форме. Я был подле Вуденсконса, когда, после
педели банкетов, этот ученый джентльмен, в сопровождении целой группы
замечательных людей, входил вчера в залу, где был приготовлен роскошный
обед, где искрились на столе редкие вина и где жирные косули - искупительные
жертвы на алтарь науки - источали свои пленительные запахи.
- Да! - сказал профессор Вуденсконс, потирая руки, - вот для чего мы
собрались; вот что нас вдохновляет; вот что нас спаивает воедино и манит
вперед; это пир ученой мысли, и пир, я бы сказал, хоть куда.
Не могу, пишет наш талантливый корреспондент в заключение, не могу
закончить мой Отчет об этих гигантских исследованиях и величественных и
возвышенных триумфах без того, чтобы не повторить здесь mot <Острое словцо
(франц.).> профессора Вуденсконса, которое показывает, как могут


ПАНТОМИМА ЖИЗНИ

перевод М. Беккер

Прежде чем очертя голову броситься в предлагаемые читателю рассуждения,
мы должны сознаться в пристрастии к пантомимам, в нежной симпатии к клоунам
и Панталоне, в неизъяснимом восхищении арлекинами и коломбинами, в наивном
восторге перед любыми поступками, которые они совершают в течение своей
короткой жизни, как бы ни были эти поступки неожиданны и оригинальны, а иной
раз даже несовместимы с суровыми и жесткими правилами приличия, коими
руководствуются в своих действиях более мелочные и менее разносторонние умы.
Мы упиваемся пантомимой - не потому, что она ослепляет глаз мишурой и
позолотой, не потому, что она воскрешает перед нами с детских дней милые
сердцу размалеванные рожи и выпученные глаза, и даже не потому, что, подобно
сочельнику, крещению и нашему собственному дню рожденья, она бывает лишь
один раз в год, - нет, для привязанности нашей есть иные, гораздо более
веские основания. Пантомима для нас - зеркало жизни; более того, мы считаем,
что не только для нас, а для всех зрителей вообще, хотя они этого и не
сознают, и что именно здесь и кроется тайная причина доставляемого ею