"Чарльз Диккенс. Очерки Боза. Наш приход" - читать интересную книгу автора

по приходу несколько раз на дню. Младший священник был в зените своей славы.
Приблизительно в это время в умонастроении прихожан произошла некоторая
перемена. Почтенный, тихий и вечно сонный старичок, двенадцать лет служивший
в нашей часовне, скончался в одно прекрасное утро, никого не предупредив о
своих намерениях. Это обстоятельство оттеснило интерес к младшему священнику
на задний план, а приезд нового священнослужителя заставил прихожан и вовсе
забыть о нем. Новый пастырь был худой и бледный, большие черные глаза горели
огнем на его изможденном лице, черные волосы висели длинными прядями;
одевался он до последней степени неряшливо, изяществом манер похвалиться не
мог и в проповедях высказывал крайне смелые суждения; короче говоря, это
была полная противоположность младшему священнику. Наши прихожанки толпами
повалили в часовню сначала потому, что у нового пастыря такой необычный вид,
затем потому, что у него такое выразительное лицо, затем потому, что он так
хорошо читает проповеди, и, наконец, потому, что, воля ваша, а в нем есть
что-то не поддающееся описанию. О младшем священнике ничего дурного не
скажешь, но, воля ваша, а нельзя же отрицать, что он... он... словом, к нему
уже привыкли, а тот, другой, всем в новинку. Изменчивость общественного
мнения давно вошла в пословицу - прихожане один за другим перекочевали в
часовню. Младший священник мог сколько угодно заходиться от кашля - это
ничему не помогало. Он дышал через силу - это равным образом ни в ком не
пробуждало сочувствия. В нашей приходской церкви снова можно спокойно занять
любое место, а часовню собираются расширять, так как по воскресеньям
молящиеся задыхаются в ней от тесноты.
Наибольшей известностью и наибольшим почетом среди жителей нашего
прихода пользуется одна старая леди, поселившаяся здесь задолго до того, как
имена многих из нас занесли при крещении в церковную книгу. Приход наш
находится в городском предместье, а старая леди живет в одном из тех
хорошеньких домиков, что стоят в самом лучшем его переулке. Домик этот ее
собственный, и все в нем, за исключением самой хозяйки, чуть постаревшей за
последние десять лет, остается таким же, как было при жизни старого
джентльмена - его хозяина. Маленькая гостиная, где старая леди обычно
проводит дни, являет собой образец нерушимого покоя и порядка; ковер там
покрыт суровой холстиной, рамы зеркал и портретов аккуратно обтянуты желтой
кисеей; стол освобождается от чехла лишь в тех случаях, когда его раздвижные
доски натирают скипидаром и воском, каковая операция проводится через день
ровно в половине десятого утра; разные безделушки и сувениры занимают раз и
навсегда отведенные им местечки. Большая часть этих безделушек - подарки
девочек с той же улицы, но двое старинных часов (которые показывают разное
время, причем одни на четверть часа отстают, а вторые на четверть часа
спешат), маленькая литография - принцесса Шарлотта и принц Леопольд* в
королевской ложе театра Друри-Лейн - и еще два-три сувенира уже многие годы
украшают эту гостиную. Старая леди сидит здесь целыми днями и быстро вяжет
что-то, глядя на свое вязанье сквозь очки. Летом кресло ее передвигают
поближе к окну, и стоит ей только увидеть, что вы поднимаетесь по ступенькам
крыльца, как она бежит открыть вам дверь, не дожидаясь вашего стука
(разумеется, если вас любят в этом доме), и так как вы утомились после
прогулки по жаре, вам прежде всего дадут выпить два стаканчика хереса, и
лишь тогда позволят приступить к беседе. И в вечерние часы она встретит вас
приветливо, но вид ее покажется вам более серьезным, а на столе вы увидите
открытую библию, из которой Сара, такая же любительница раз и навсегда