"Филипп Кинред Дик. Плата за услуги" - читать интересную книгу автора

всего этого разгрома бродят люди, охапками подбирают продукты, пытаются
разобрать завалы. Лица у всех озлобленные и мрачные.
Улица в жутком состоянии - трещины, глубокие колдобины, рассыпающийся
поребрик. Из лопнувшей трубы течет мутная, слизкая вода, лужа все растет и
растет. И магазины, и стоящие по обочинам автомобили выглядят грязно,
запущенно. На всем отпечаток дряхлости, изношенности. Обувная мастерская
заколочена, разбитые окна заткнуты грязными тряпками, с поблекшей вывески
шелушится краска. Рядом - грязное кафе, клиентов всего двое - жалкого,
несчастного вида люди в перемятых деловых костюмах, они пытаются читать
газеты и пьют из потрескавшихся чашек похожий на помои кофе; когда ктонибудь
из них поднимает чашку, капли отвратительной жидкости дробно падают на
изъеденную червями стойку. - Долго так продолжаться не может. - Унтермейер
обтер покрытый потом лоб. - Слишком уж быстро все обваливается. Люди даже в
кино теперь боятся ходить. Да и чего туда ходить. Пленка все время рвется, а
половину времени фильм идет вверх ногами. - Он окинул любопытным взглядом
худое, с твердым подбородком лицо молча сидящего соседа. - Моя фамилия
Унтермейер.
- Джон Доз. - Они обменялись рукопожатием. Представившись, одетый в
серое человек смолк, с того времени, как Фергессон и Шарлотта его подобрали,
он не произнес и полусотни слов.
Вытащив из кармана свернутую в трубку газету, Унтермейер бросил ее на
переднее сиденье, рядом с Фергессоном.
- Вот, полюбуйтесь, что доставили мне сегодня утром.
Газета представляла собой мешанину бессмысленных слов. Неразборчивый
оттиск стертого, поломанного шрифта; бледная, водянистая краска, так и не
успевшая высохнуть, наложена неровными полосами. Фергессон бегло пробежал
текст, с таким же успехом он мог бы этого и не делать. Путаные статьи, нить
повествования вьется бесцельно и никуда не приводит. Крупный шрифт
заголовков объявляет какую-то несуразицу.
- Аллен привез нам кое-какие оригиналы, - сказала Шарлотта. - Они
здесь, в этом ящике.
- Без толку, - обреченно вздохнул Унтермейер. - За все сегодняшнее утро
он ни разу не пошевелился. Я стоял в очереди со своим тостером, хотел его
отпечатать. С чем пришел, с тем и ушел. Поехал домой, а тут еще машина
начала барахлить - ломается, наверное. Посмотрел под капот, так кто же в них
понимает, в этих моторах? Ведь это не наше дело. Потыкал туда, сюда, как-то
заставил ее дотащиться до бензоколонки... Проклятый металл настолько ослаб,
что пальцем проткнуть можно.
Фергессон остановил бьюик перед большим белым домом, в одной из квартир
которого жила Шарлотта. Потребовалось усилие, чтобы узнать это место - за
месяц дом разительно изменился. Теперь его окружали деревянные леса,
сколоченные грубо и неумело. Около фундамента неуверенно возятся рабочие,
здание заметно завалилось набок. По стенам бегут устрашающей ширины трещины,
все вокруг усеяно обломками штукатурки. Прилегающий к дому участок тротуара
завален мусором и огорожен веревками.
- Сами мы не можем сделать ровно ничего, - яростно посетовал
Унтермейер. - Только сидеть и смотреть, как все разваливается. Если он не
оживет в самое ближайшее время...
- Все, что он печатал для нас раньше, начинает изнашиваться. - Шарлотта
открыла дверцу и выскользнула из машины. - А все, что он печатает теперь, -