"Робертсон Дэвис. Мантикора ("Дептфордская трилогия" #2)" - читать интересную книгу автора

- Понимаю. Извините, пожалуйста, что я не знал. А теперь, может быть,
пройдемся по некоторым эпизодам вашей истории еще раз?
И мы прошлись. Это продолжалось довольно долго и было порой
болезненно, но он оказался умным аналитиком, а я время от времени
осознавал, что свидетель из меня никудышный, поскольку предполагаю, что
доктор знает то, чего я ему не говорил, и то, что он никак не мог знать.
Мне было стыдно за то, что я так часто вставлял свое "конечно", будто
излагал твердые факты, а не беспочвенные домыслы; сам бы я ни за что не
стал терпеть такого свидетеля. Я смущался из-за того, что выглядел таким
дураком, причем в ситуации, в которой, как я бессчетное число раз говорил
себе и другим людям, никоим образом не должен был оказаться: беседую с
психоаналитиком и делаю вид, будто ищу помощи, но не надеюсь ее получить. Я
никогда не верил, что они могут сделать для умного человека что-то такое,
чего он не может сам. Я знаю многих, кто полагается на психоаналитиков, но
все они люди по природе зависимые, они бы и на священника полагались, если
бы жили во времена, когда была сильна вера, или на гадалку по кофейной
гуще, или на астролога, если бы у них не хватило денег на жулика более
высокого полета. Но вот я сам сидел перед ним, и теперь мне ничего не
оставалось, как пройти все до конца.
У этого дела была и смешная сторона. Я не знал, чего мне следует
ждать, но полагал, что мне предложат лечь на кушетку и будут задавать
вопросы о моей половой жизни, что было бы пустой тратой времени, так как
половой жизни у меня все равно что нет и рассказывать тут не о чем. Но в
кабинете директора цюрихского института Юнга, на Гемайндештрассе, не было
никакой кушетки - не было ничего, кроме стола и двух стульев, одной или
двух ламп и нескольких картин - в восточном, кажется, стиле. И доктора
Чуди. И его огромной восточноевропейской овчарки, чей взгляд, исполненный
вежливого и пытливого любопытства, таинственным образом походил на взгляд
самого доктора.
- Это ваш телохранитель? - спросил я, войдя в кабинет.
- Ха-ха, - хохотнул доктор Чуди.
С подобным смешком я частенько сталкивался в Швейцарии. Так смеются,
когда вежливо признают, что вы пошутили - а теперь, мол, шутки в сторону.
Но у меня создалось впечатление (впечатления - мой конек), что в этом
насквозь швейцарском кабинетике доктору с кем только не приходится иметь
дело и что собака призвана отнюдь не только развеивать скуку.
Вся атмосфера института Юнга, насколько мне удалось его увидеть,
озадачила меня. Это был один из тех высоких цюрихских домов, у которых вид
не жилой и не конторский, а серединка на половинку. Мне пришлось несколько
раз нажать кнопку звонка, прежде чем дверь отворилась, а тонированное
стекло ее не позволяло увидеть, идет кто-нибудь открывать или нет;
секретарша, встретившая меня, сама походила на доктора и не ослепляла
улыбкой, как то свойственно работникам "паблик рилэйшнз". Чтобы добраться
до доктора Чуди, мне пришлось одолеть длинный гулкий лестничный пролет,
навевавший воспоминания о старой школе моей сестры. Я ни к чему такому не
был готов; думаю, я ждал найти здесь что-то, сочетающее дух клиники и
пугающую атмосферу сумасшедшего дома из плохого фильма. Но тут все было
как... в общем, это была Швейцария. Настоящая Швейцария. И хотя ничто здесь
не напоминало о часах с кукушкой, о банковских сейфах или о молочном
шоколаде, в институте царила домашняя, но лишенная особой теплоты