"Робертсон Дэвис. Мантикора ("Дептфордская трилогия" #2)" - читать интересную книгу автора

Отцовское лицо было в очень плохом состоянии - несколько зубов сломано, ни
ресниц, ни бровей не осталось, как и большей части волос спереди. Гораздо
хуже, чем когда он лежал на причале весь в мазуте и грязи и с этим камнем
во рту.
Поэтому вся погребальная церемония проходила с закрытым гробом. Я
знаю, здесь это дело обычное, но в Северной Америке принято, чтобы тело
было открыто до самого начала заупокойной службы. Я иногда спрашиваю себя,
а не является ли это пережитком времен Дикого Запада, когда гроб не
закрывали, чтобы все могли убедиться: никаких лишних пулевых дыр, все
по-честному. Но к нашему случаю это не относилось. У нас все было не
по-честному. Я ничего не стал объяснять ни Каролине, ни Бисти, просто
сказал, что так хочет Дениза. Каролина точно что-то заподозрила, но я
ничего ей не сказал, потому что она могла бы устроить Денизе чудовищный
скандал.
А потом мы все оказались в соборе; Дениза, конечно, заняла место
главного плакальщика и вид имела такой лощеный, что на ней и вошь бы не
удержалась, как говаривал дедушка Стонтон. И он наверняка сказал бы, что я
выглядел как "Крушение "Гесперуса""* ["Крушение "Гесперуса"" -
романтическая баллада американского поэта Генри Лонгфелло (1807-1882) о
гибели судна, экипажа и дочери капитана.] - это была одна из его немногих
литературных аллюзий.
Тут же стоял и гроб - столь богатый, отливающий бронзой, столь явно
вмещающий покойника высшего ранга, ну прямо саркофаг. В верхней части
крышки, в аккурат над тем местом, где покоилось так жестоко и бессмысленно
изуродованное лицо, красовался выгравированный герб Стонтонов: на
серебряном поле два шеврона чернью, зубчатая кайма того же цвета.
Нашлемник - лис на четырех лапах, в естественном цвете. Девиз: "En Dieu ma
foy"* ["Верую в Бога" (фр.)].
Тема "En Dieu ma foy" была расписана епископом Вудиуиссом столь
витиевато, что можно было решить, будто весь этот цирк согласован с ним
заранее. Не могу не отдать ему должного: хотя он и не видел герб до
перемещения тела в собор, за девиз он ухватился тут же и выдавил из него
все до последней капли, как бармен - из лимона. Таков был закон нашего
дорогого ушедшего от нас брата, сказал он, и девизом его древней семьи не
мог быть никакой другой, кроме этого простого утверждения веры во власть и
милосердие Господа, и никогда за все долгие годы, что он был знаком с Боем
Стонтоном, тот ни разу не заикнулся об этом девизе. Потому что образом
жизни Боя Стонтона были не слова, а дела. Человек действия, человек великих
свершений, любящий и нежный в личной жизни, открытый и восприимчивый в
своих многочисленных общественных делах, инициатор неисчислимого множества
анонимных деяний бескорыстной щедрости. Но ни один бесценный бриллиант не
может быть навечно спрятан от глаз людских, и вот наконец здесь мы увидели
главную движущую силу великой и - да, он скажет это, произнесет это слово,
зная, что мы правильно поймем его, - прекрасной жизни Боя Стонтона. En Dieu
та foy. Давайте унесем с собой это последнее слово великого человека и
почувствуем, что в этот час скорби и отчаяния мы обрели нетленную истину.
En Dieu ma foy.
Стараясь сделать это незаметно, я огляделся. Собравшиеся внимали,
пребывая в почтительном оцепенении, которое обычно охватывает канадцев под
напором красноречия. Человек из канцелярии премьер-министра сидел рядом с