"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 3) " - читать интересную книгу автора

срок, найдет в себе разум, мужество и силы залечить глубокие раны во всех
проявлениях народной жизни, нанесенные ей изуверством разнузданной черни.
Создаст единоличную твердую власть, состоящую в тесной связи с
Добровольческой армией. Не порвет сыновней зависимости от Единой, Великой
России. Не станет ломать основное законодательство, подлежащее коренному
пересмотру в будущих всероссийских законодательных учреждениях. И не
повторит социальные опыты, приведшие народ ко взаимной дикой вражде и
обнищанию.
Я не сомневаюсь, что на примере Добровольческой армии, где наряду
с высокой доблестью одержала верх над "революционной свободой" красных банд
воинская дисциплина, воспитаются новые полки Кубанского войска, забыв
навсегда комитеты, митинги и все те преступные нововведения, которые
погубили их и всю армию.
Несомненно, только казачье и горское население области,
ополчившееся против врагов и насильников и выдержавшее вместе с
Добровольческой армией всю тяжесть борьбы, имеет право устраивать судьбы
родного края. Но пусть при этом не будут обездолены иногородние: суровая
кара палачам, милость заблудившимся темным людям и высокая справедливость в
отношении массы безобидного населения, страдавшего так же, как и казаки, в
темные дни бесправья.
Добровольческая армия не кончила свой крестный путь. Отданная на
поругание Советской власти Россия ждет избавления. Армия не сомневается, что
казаки в рядах ее пойдут на новые подвиги в деле освобождения отчизны,
краеугольный камень чему положен на Кубани и в Ставропольской губернии.
Дай бог счастья Кубанскому краю, дорогому для всех нас по тем
душевным переживаниям - и тяжким и радостным - которые связаны с безбрежными
его степями, гостеприимными станицами и родными могилами.
Уважающий Вас
А. Деникин".

Кубанское правительство просило меня повременить со въездом в
Екатеринодар, чтобы оно могло прибыть туда ранее и подготовить "достойную
встречу". Но в Екатеринодар втягивались добровольческие дивизии, на том
берегу шел еще бой, и мне поневоле пришлось перевести свой штаб на
екатеринодарский вокзал; только к вечеру не вытерпел - проехал незаметно на
автомобиле по знакомому городу, теперь неузнаваемому, загаженному,
заплеванному большевиками, еще не вполне верившему счастью освобождения.
Много позднее, к величайшему своему изумлению, в отчете о секретном
заседании Законодательной Рады (28 февраля 1919 года) в числе многих тяжких
вин, предъявленных Рябоволом командованию, я нашел следующую: "Когда после
взятия Екатеринодара атаман и председатель Рады были с визитом у Алексеева
(в Тихорецкой), тот определенно заявил, что атаман и правительство должны
явиться в город первыми, как истинные хозяева; что всякие выработанные без
этого условия церемониалы должны быть отметены. Но, конечно, этого не
случилось..."
Тонкие политики! Если бы я знал, что наш совместный въезд в "столицу"
(4 августа) так огорчит ваше чувство суверенности, я отказался бы вовсе от
торжеств. И притом никто не препятствовал ведь правительству и Раде войти в
Екатеринодар хотя бы... с конницей Эрдели, атаковавшей город.
Первые часы омрачились маленьким инцидентом: добровольцы принесли мне