"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 3) " - читать интересную книгу автора

подоспевших из резерва; прошли уже Пашковскую, угрожая и левому флангу
Казановича. Дроздовский, вызвав свои многочисленные резервы, останавливает с
фронта наступление противника; я направляю батальон Кубанского стрелкового
полка в тыл большевикам: скоро треск его пулеметов и ружей вызывает смятение
в рядах большевиков. Волна их повернула вновь и откатилась к Екатеринодару.
К вечеру Дроздовский занимал опять Пашковскую, заночевав в этом районе.
Казанович продвинулся с боем до предместья.
На фронте Эрдели, у Ново-Величковской, бригада кубанцев (запорожцы и
уманцы) атаковала и уничтожила колонну, пробивавшуюся на соединение с
Тимашевской группой большевиков. К концу дня Эрдели атаковал на широком
фронте арьергарды противника с севера и запада от Екатеринодара и в девятом
часу вечера ворвался в город.
Утром 3-го наши колонны и штаб армии вступали в освобожденный
Екатеринодар - ликующий, восторженно встречавший добровольцев. Вступали с
волнующим чувством в тот город, который за полгода борьбы в глазах
Добровольческой армии перестал уже вызывать представление о политическом и
стратегическом центре, приобретя какое-то особое мистическое значение.
Еще на улицах Екатеринодара рвались снаряды, а из-за Кубани трещали
пулеметы, но это были уже последние отзвуки отшумевшей над городом грозы.
Войска Казановича овладели мостом и отбросили большевиков от берега.
В храмах, на улицах, в домах, в человеческих душах был праздник -
светлый и радостный.
Взятие Екатеринодара было вторым "роковым моментом", когда, по мнению
многих - не только правых, но и либеральных политических деятелей,
добровольческое командование проявило "недопустимый либерализм", вместо
того, чтобы "покончить с кубанской самостийностью", посадив на Кубани
наказного атамана и создав себе таким образом спокойный, замиренный тыл.
О последствиях такого образа действий можно судить только гадательно.
Ни генерал Алексеев, ни я не могли начинать дела возрождения Кубани с ее
глубоко расположенным к нам казачеством, с ее доблестными воинами,
боровшимися в наших рядах, актом насилия. Была большая надежда на мирное
сожительство. Но помимо принципиальной стороны вопроса, я утверждаю
убежденно: тот, кто захотел бы устранить тогда насильственно кубанскую
власть, вынужден был бы применять в крае систему чисто большевистского
террора против самостийников и попал бы в полнейшую зависимость от кубанских
военных начальников.
Когда был взят Екатеринодар, я послал кубанскому атаману полковнику
Филимонову в Тихорецкую телеграфное извещение об этом событии и письмо
следующего содержания:

"Милостивый государь
Александр Петрович!
Трудами и кровью воинов Добровольческой армии освобождена почти
вся Кубань.
Область, с которой нас связывают крепкими узами беспримерный
Кубанский поход, смерть вождя и сотни рассеянных по кубанским степям
братских могил, где рядом с кубанскими казаками покоятся вечным сном
добровольцы, собравшиеся со всех концов России.
Армия всем сердцем разделяет радость Кубани.
Я уверен, что Краевая Рада, которая должна собраться в кратчайший