"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 3) " - читать интересную книгу автора

аппарат при армии.
Мы оба старались всеми силами отгородить себя и армию от мятущихся,
борющихся политических страстей и основать ее идеологию на простых,
бесспорных национальных символах. Это оказалось необычайно трудным.
"Политика" врывалась в нашу работу, врывалась стихийно и в жизнь армии.
1-й Кубанский поход оставил глубокий след в психике добровольцев,
наполнив ее значительным содержанием - отзвуками смертельной опасности,
жертвы и подвига. Но вместе с тем вызвал невероятную моральную и физическую
усталость. Издерганные нервы, утомленное воображение требовали отдыха и
покоя. Хотелось всем пожить немного человеческой жизнью, побыть в обстановке
семейного уюта, не слышать ежедневно артиллерийского гула.
Искушение было велико.
От Ростова до Киева и Пскова были открыты пути в области, где не было
ни войны, ни большевиков, где у многих оставались семьи, родные, близкие.
Формальное право на уход из армии было неоспоримо: как раз в эти дни (май)
для большинства добровольцев кончался обязательный четырехмесячный срок
пребывания в армии... Ворвавшаяся в открытое "окно" жизнь поставила к тому
же два острых вопроса - об "ориентации" и "политических лозунгах". Для
многих это был только повод нравственного обоснования своего ухода, для
некоторых - действительно мучительный вопрос совести.
Кризис в армии принял глубокие и опасные формы.
Германофильство смутило сравнительно небольшую часть армии. Активными
распространителями его в армейской среде были люди заведомо
авантюристического типа: доктор Всеволжский, Ратманов, Сиверс и другие,
ушедшие из армии и теперь формировавшие на немецкие деньги в Ростове и
Таганроге какие-то "монархические отряды особого назначения", Панченко,
издававший грубые, демагогические "бюллетени", чрезмерно угодливые и
рассчитанные на слишком невежественную среду; в них, например, создавшиеся
между Германией и Россией отношения объяснялись как результат "агитации
наших социалистов, ибо главным врагом (своим) они почему-то считали
императора Вильгельма, которого мировая история справедливо назовет
Великим"{33}. Немецкие деньги расходовались широко, но непроизводительно.
Впрочем, иногда цели достигали: начальником самого ответственного
разведочного узла Добровольческой армии в Ростове какими-то непостижимыми
путями оказался некто "полковник Орлов"{34}, состоявший агентом немецкой
контрразведки и членом организации Всеволжского...
Влияние более серьезное оказывали киевские германофильские круги. Но и
они не могли побороть прочно установившиеся взгляды военной среды, находя
отклик главным образом в той части офицерства, которая либо искала поводов
"выйти из бойни", либо использовала немецкие обещания в качестве
агитационного материала против командования.
Несравненно труднее обстоял вопрос с лозунгами.
"Великая, Единая и Неделимая Россия" - говорило уму и сердцу каждого
отчетливо и ясно. Но дальше дело осложнялось. Громадное большинство
командного состава и офицерства было монархистами. В одном из своих
писем{35} генерал Алексеев определял совершенно искренне свое убеждение в
этом отношении и довольно верно офицерские настроения:
"... Руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий
Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками,
кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного