"Галина Демыкина. Птица" - читать интересную книгу автора

Кто-то нудно подносил к ее губам стакан с отвратительной теплой водой,
в которой была намешана сода. Она сперва жадно пила и заедала вареньем.
Потом больше не могла.
- Пей!
- Уже некуда.
- Пей, пей, пей.
Когда ее оставили в покое, она заснула.

***

Миша Сироткин первый заметил, что с Люськой неладно: прямо в новом
пальто села на асфальт. Она, конечно, любит причуды (вот заставила будущего
дипломата балансировать между танцплощадкой и грязной городской рекой!), но
это уж чересчур, чтобы сесть чуть не в лужу во всем новом.
- Люська, что ты?
И кинулся поднимать. Но тело ее не пружинило, соскальзывало с его рук,
а Люська будто бы отдельно от этого тела вела монолог:
- Нет, вы посмотрите, он уже возле моста. Миша, Миша, давайте добежим
пока до автомата, попьем...
- Постой, Миша, - сказал Алексей, - гляди-ка, она вся побелела.
Наверное, сердце. Ее нельзя трогать.
- Какое там сердце - она почти что разрядница по лыжам, - огрызнулся
Михаил. Но он и сам уже видел, что дело плохо.
Они обхватили ее с двух сторон так, что ее ноги едва доставали до
земли, и притащили домой. Догнавший их по дороге Сергей вызвал "скорую
помощь". Он не поехал в больницу - у него была куча дел: приближались
экзамены в школе и на курсах, а эти упросили взять их обоих, потому что
каждый боялся, что чего-нибудь там не сумеет.
Девушка, лежавшая в машине на белых носилках, была без сознания. И
потеряла все, что делало ее Люськой Алдаровой - беззаботной, безоглядной,
пленительной в своей подвижности. Это было худое тельце, накрытое поверх
пальто байковым одеялом. И это было острое лицо - замкнутое, закрытое от них
и от ее сознания. И - неживые глаза под тяжелыми, почему-то набухшими
веками.
Миша Сироткин старался не глядеть и боялся, как бы они там, в больнице,
не вздумали вернуть ее домой, когда она придет в себя. Бывает такое. Мест-то
мало. И Люська, вероятно, сразу затребует: домой. Нет, он не согласится. Кто
за ней дома ходить будет? Так и надо будет сказать: пусть сперва вылечат.
Скорее бы отдать ее в надежные руки! Скорее бы!
Алексей думал примерно то же. И тоже старался не глядеть - разве что
чуть скосив глаза. И все боялся: не сумеют они с Мишей Сироткиным рассказать
о Люсе все, как надо, и, значит, врачи не смогут (вдруг не смогут! Что
тогда?) поставить диагноз. Вот этот, молодой, что поил ее кардиамином и
колол ей камфару, он ведь отступился. "Ничего, - говорит, - не понимаю!" Ох,
скорее бы, скорее больница! Что же она не приходит в себя?
Молодой врач сидел возле шофера, хмурился и был смущен: не смог
привести в сознание. Не нашел средств. Это врачебный брак. Позор. Тоже мне
врач! Все так и скажут: разве это врач?
- Побыстрей, если можно, - попросил он шофера.
Тот молча кивнул.