"Валерий Демин. Ущелье печального дракона" - читать интересную книгу автора

пристанищем огнепоклонников, я задумал подняться выше по ущелью. Геологи не
ходили дальше пещеры. Я выглядел в собственных глазах первооткрывателем,
когда рано утром
- едва над рекой, засерело - отправился вверх по течению, предполагая идти,
пока не устану, и возвратиться к вечеру. Часа через три нетрудного, но
однообразного подъема я начал было уже сомневаться, стоит ли вообще
затягивать прогулку, как вдруг, обогнув утес, увидел впереди водопад. Вода
низвергалась с огромной высоты, но издали походила на тонкий блестящий шнур,
свешенный с пропиленного гребня.
Там, у подножия черной отвесной стены, пробираясь к обрыву, где в вихре
ледяных брызг дрожала призрачная полоска радуги, я наткнулся на ровную,
точно срезанную, площадку, испещренную причудливыми треугольными знаками.
Высеченные добротно и не наспех, изъеденные временем и ветрами, треугольники
змеей свернулись под ногами в трех витках спирали. В центре выделялся
правильный равносторонний треугольник; от него расползались в различных
положениях и скалились, как зубы в пасти, треугольники поменьше:
прямоугольные, равносторонние, равнобедренные.
Сердце Памира, сотни километров безлюдья, полная изолированность в
течение долгой зимы - кому и когда потребовалось вырубать на дне глубокой
пропасти непонятную надпись? Словно дэвы, сказочные чудища гор, в насмешку
рассыпали по камню диковинные треугольники.
От истертых знаков веяло седой стариной, точно от египетских иероглифов,
и загадочная спираль невольно наталкивала на мысль о судьбе Памира,
обледенелой горной твердыни, стоявшей на перекрестке великих цивилизаций
древности: сзади, за Гиндукушем - Индия, справа - Китай, на западе и южнее -
Персия, Шумер, Вавилон, Финикия, Египет, Греция, Крит, а в центре - Памир,
великая снежная страна, неприступной крепостью вставшая на рубеже согдийской
и бактрийской держав...
Обо всем этом я и поведал после возвращения домой соседустуденту,
который, как оказалось, проходил практику в молодежной газете. "Знаешь, -
сказал он тогда, - у нас четвертая полоса - скучища неописуемая. Ты не
против, если я попробую что-нибудь состряпать и покажу завтра главному?
Вдруг пойдет?" Возражать особых причин не было, и спустя несколько дней в
газете появилась заметка под броским заголовком "Тайна Памира". Ее-то и
держал в руках человек, который неожиданно пожаловал ко мне поздним июльским
вечером.
Я провел гостя к себе. Незнакомец задержался на пороге комнаты, с цепким
любопытством оценивая холостяцкий беспорядок: стол, заваленный рукописями,
недопитую бутылку молока на полу возле кресла, забитые книгами шкафы и
пожелтевший офорт Гойи над кушеткой. Наконец гость устало опустился на стул,
достал из кармана непонятный металлический предмет и протянул его мне. Я
машинально взял бронзовую плошку - не то светильник, не то пепельницу - и
чуть не уронил от неожиданности: на дне сквозь стертую чеканку узоров четко
проступала спираль из треугольников. Надпись повторяла памирскую, но была
вдвое короче.
Светильник - ибо назвать пепельницей древнюю позеленевшую реликвию было
невозможно - напоминал скорее кусок, отколотый от пузатого бронзового
кувшина. На дне, точно выдавленные ногтем по мягкому воску, извивались
треугольные вмятины. Пальцы у меня задрожали. Чтобы унять волнение, я
щелкнул по краю чаши. Металл звякнул глухо, без звона.