"Евгений Дембский. Та сторона мира ("Оуэн Йитс" #1) " - читать интересную книгу автора

Я кивнул, хотя те слова, которыми собирался закончить фразу я сам:
"...займись собой, а то плохо выглядишь", казались мне в данном случае
более подходящими. Миллерман встал, подошел к телевизору и, сунув руку под
аппарат, достал обычный желтый конверт и встряхнул им.
- Запылился немного, - сказал он и неожиданно покраснел. - Прошу
прощения...
- Не придуривайся, - махнул я рукой и добавил: - Ты мне должен
двенадцать тысяч. Столько стоило мне добраться до информации и получить
наводку.
- Мы договаривались иначе. - Он положил конверт на столик передо мной.
Я взял его и открыл. Внутри было несколько десятков банкнот
наименьшего из возможных четырехзначных номиналов; я вынул двенадцать, а
остальные положил обратно в конверт и бросил его на стол. Он упал на пол,
но никому из нас не пришло в голову двинуться с места, чтобы его поднять.
- Я вышел из дела, - сказал Джордж. - Продал свою долю. И делать мне
совершенно нечего. - Он смотрел на меня, а я деловито взбалтывал виски. -
Вот думаю. Полгода назад, когда Киналья убил Мойру, когда мы остались без
дочери, я был в отчаянии. Лина покончила с собой, и я возжелал мести.
Теперь же я не способен ни на что, кроме как размышлять. Иногда мне
кажется, что я не слишком любил дочь и жену, раз столь быстро перестал
страдать из-за их смерти. Я не ощущаю радости от известия о поимке убийцы,
я пуст. И до сих пор думаю, зачем он это делал. Ведь он даже не всегда
забирал выкуп...
- Это зверь. Он убивает ради удовольствия. Нет, не зверь - они не
убивают для удовольствия, - быстро поправился я. - Он просто человек. Люди
хотят славы, величия, богатства, могущества. Иногда любой ценой. Так я
думаю. - Я встал и убрал в карман деньги, сигареты и зажигалку. - Я пошел.
На полпути к двери я остановился и сказал через плечо:
- Уезжай куда-нибудь. Займись чем-нибудь. Я позвоню через несколько
дней. - И я вышел.
Когда я закрывал за собой дверь, по улице проехал желтый в черную
полоску автомобиль Службы новостей. Мне подумалось, что подобное стремление
вырваться из серой трясины, желание славы и аплодисментов, всего того, о
чем я только что говорил, слишком хорошо мне известно по собственному
опыту.
Я сел в машину, включил двигатель и тронулся с места. Несколько
поперечных улиц я проехал машинально, словно на автопилоте, никуда не
направляясь - просто отъезжал подальше от дома, где жила двадцатая жертва
Кинальи. Лишь свернув на Рузвельт-авеню, я решился. Проехав еще
полкилометра, я остановился перед магазином Эллиса и, преодолев воздушную
завесу при входе, погрузился в его прохладное, чистое и светлое нутро.
Кусочки и куски мяса различной величины почти полностью закрывали
выкрашенные в желтый цвет стены. Под потолком вращались четыре больших
рифленых диска вентиляторов; если бы они столкнулись, грохот был бы еще
тот. Я подошел к прилавку, за которым стоял Эллис, делая вид, что не
замечает полных восхищения взглядов двух клиенток: в левой руке он держал
большой окорок, а в правой - тяжелый нож, которым взмахивал, словно судья,
отсчитывавший секунды до нокаута. Каждый взмах сопровождался свистом ножа и
смачным шлепком падающего на ровную стопку пласта мяса. Искоса бросив на
меня взгляд, он отложил окорок и нож.