"Вячеслав Дегтев. Белая невеста (Романтическая повесть) " - читать интересную книгу автора

случается такая странная, необычная организация речи. А какая-нибудь весьма
ученая дамочка добавит, что во многих индейских диалектах и наречиях не
предлоги, а "после-логи". И, конечно же, непременно найдется такой, который
перескажет то, что знает всякий житель Геленджика: что когда-то этого Колю
(тогда, правда, его звали Колье) дали белому человеку в качестве проводника,
и что перед расставанием вождь сказал будто бы тому белому человеку, мол,
если совсем уж будет тяжело, можешь, дескать, мальчонку и скушать. И сказал
это при нем, при мальчонке, и ни один мускул не дрогнул на детском лице. Кто
знает, насколько это близко к истине, но легенда такая в Геленджике
существует.
Вот стоит он у парапета, высокий, коричневатый, с приплюснутым носом,
безбородый, как все индейцы, разрисованный татуировкой - волнистые полосы,
вьющиеся от углов рта к ушам, с большими кольцами на щеках, - с
иссиня-черной косой толстых жестких волос, что как конская грива, в
набедренной повязке, с ожерельем из каких-то странных желтоватых зубов,
похожих на человечьи... С моря тянет легким ветерком, волны накатывают на
серую гальку, по набережной разгуливает разодетая публика. Я подхожу к нему,
прошу закурить. Он угощает. Оказывается, самые настоящие индейцы курят
обыкновенную "Приму" Краснодарской фабрики. Поговорили лениво ни о чем.
Ничем не смог я его задеть. Ну что ж, может, в другой раз?..
- Говорят, вы имеете отношение к пожилому музыканту, который играет в
"Анаконде"? - спрашиваю на прощанье.
- Во "Влюбленной-то"? Это мой отец.
- Отец? - сам почувствовал, что прозвучало это у меня уж очень как-то
бестактно.
- Да. Он усыновил меня, когда мы выходили с ним из дебрей Амазонской
сельвы.
Я покидал его с каким-то странным, двойственным чувством... Лишь только
переступил порог "Влюбленной анаконды", как старый музыкант прервал игру и
подошел ко мне. Был он на этот раз в какой-то экзотической шляпе (я понял,
что это, по-видимому, и есть знаменитое бразильское сомбреро из волокон
кубинской сосны), на шее у него алел атласный платок, на плече сидел
огромный и, видно, очень старый попугай-ара, который время от времени щелкал
клювом и бормотал на каком-то странном наречии... Музыкант провел меня за
"наш столик", сделал знак официанту, и тут же появилось мое любимое пиво.
Порасспрашивав, как отдыхается, он сказал несколько лестных слов о моем
рассказе "Русская душа", где речь шла о семиструнной гитаре, о гитарном
мастере Безгине, очень удивился, услышав, что на гитаре я не играю вовсе,
даже пресловутых "трех аккордов" взять не смогу. "Да вы что?" - непритворно
изумился собеседник. Тут опять забормотал попугай, и я поспешил перевести
разговор с себя на него: на каком это языке попугай шпарит? На что музыкант
ответил, что и сам толком не знает. Ему подарили этого попугая в одной
индейской деревушке-ситиу, сказав, что бормочет птица на забытом наречии
некогда вымершего племени. Племя вымерло лет сто назад, а попугай, знай
себе, выражается на забытом том языке...
После чего собеседник отхлебнул из бокала оранжевого апельсинового сока
и без всякого перехода стал рассказывать прерванную историю.
...Однажды он не на шутку заболел. Невозможно было подняться, ноги не
слушались, совсем не держали. Кожа на ногах натянулась, высохла, сделалась
прозрачной и хрупкой, от любой пустяковой царапины выступала кровь. Индейцы