"Вячеслав Дегтев. Сборник рассказов " - читать интересную книгу автора

раздирая одежды, а у отцов на висках засеребрится иней. Усатый Павлуха и
Вован с казачьим "шевелюром". Один электромонтер, другой - тракторист. Оба с
глухих хуторов, где не было даже десятилеток и где все девчонки после
восьмилетки срывались в города, потому ребята и не переписывались ни с кем,
не нашлось для них невест. Оба "старики" и оба сержанты - ох, и натерпелся
же от них Егорка-салажонок, особенно от Вована. Ну так на то она и служба...
Сейчас он им обоим закрыл остекленевшие глаза, чтоб не сыпалась в них земля
и снежная пыль и каждого ощупал на предмет оставшихся гранат и
неотстреленных магазинов. Не обижайтесь, ребята, на нас, что пока еще живы,
а лучше подождите нас ТАМ, согрейте местечко.
Эх, Егорка! Видно, с минуты на минуту подойдет и твоя скорбная очередь.
Правду говорят: не называй человека счастливым, покуда он жив; просто ему
пока что везет. Но "везенье" - дело зыбкое... Вишь, как прут! Чачакают
самопальные чеченские "Борзы", лают итальянские "Беретты", да бубнят
румынские "Калаши", бухают арабские "Рашиды" и стрекочут израильские
"Галилы" - словно весь мир против нас ополчился. Прут и прут, и будто
переводу им нету! Да, похоже, не нянчить тебе своих деток, Егорша.
Какой-нибудь миг и все - рядовой Стрижов был солдатом... Заплачет, забьется
в крике, проклиная вдовью судьбину, твоя рано поседевшая мама, а любимая
Вика, когда узнает, зарыдает, вырвет из своих пышных каштановых кудрей
клоки, расцарапает опухшее, в слезах, лицо, поплачет, погорюет, поубивается,
а потом, весенним сиреневым теплым вечером, отопрет кому-нибудь заветную
свою калитку в саду. И лишь иногда, когда уже выйдет замуж за парня, который
будет похож на тебя, станет накатывать на нее беспричинная вроде, неясная
для мужа тоска и печаль, - это когда ей будешь сниться ты, несчастный
Егорка, щуплый воин с тонкой шеей, сидящий сейчас, в новом, но уже порядком
замызганном бушлате, за бруствером и экономно посылающий одиночные,
смертельно закрученные пули в черноту вьюжной ночи, - лишь затвор хлестко
лязгает. Своего сыночка Вика наречет твоим именем, и мужа иногда во сне
будет называть "Егорушкой". Не попомни же ей зла, солдат. Живым - живое...
Ведь любить до самой смерти она будет тебя, тебя одного. Эх, рано ты
уходишь, Егор. Очень рано. Но все-таки троих... нет, теперь уже четверых
"зверей" уносишь с собою.
Да, рота уходит на небо. Строем. Один за одним...
Но вот все реже и реже выстрелы. Бой словно "засыпает". И вдруг все
разом стихает. И сразу же у комбата трещит радиотелефон. Звонит "полевой
командир". Он обращается к комбату по имени-отчеству и начинает взывать к
здравому смыслу: слушай, брат, зачем какая-то война-майна, освободите
проход, и разойдемся мирно, ведь тебе же, подполковник, через два месяца в
запас, зачем ты ввязался не в свое дело? Мы тут все - пешки в чужой игре...
Десять минут на принятие решения. Согласие - красная ракета...
Но подполковнику нет дела до чужой игры, где все они - пешки. У него
есть долг и Устав. Он обводит скорбным взглядом оставшихся в живых
солдат -они все слышали и все поняли. От него, от его решения зависит сейчас
их жизнь, и то - покроют ли они себя славою, или... или вечным позором. К
этой минуте и к этому решению он готовился всю свою незадавшуюся, но честную
военную жизнь. Сын умершего от ран фронтовика, бывший суворовец, он всю
жизнь шел к этой роковой минуте...
Когда истекли двенадцать минут - как они сладки показались, эти минуты
без смерти, без стрельбы, ребята даже вздремнуть успели и согреться,