"Михаэль Деген. Не все были убийцами (История одного берлинского детства) " - читать интересную книгу автора

ее и заплакал еще громче. Она заговорила с ним, успокаивая, утешая, потом
осторожно попыталась высвободиться из его объятий. Это ей не удалось. Тогда
мать дала ему выплакаться. Немного успокоившись, он рассказал ей, что видел.
Думаю, он посетил Бухенвальд и Дахау. Мать стала белой, как мел. Я же не
поверил его рассказу и, сознаюсь, подумал - он хочет произвести на нее
впечатление, показать себя героем, спасителем. В какой-то степени, наверное,
так оно и было. Но главное - ему самому была необходима поддержка.
"Мой отец оказался прав", - сказал он. -"СС действительно банда убийц,
а я - член этой банды. И никогда не смогу выйти из нее. Но я вырос в семье,
живущей по христианским заповедям. Вы можете мне довериться. Я сделаю все,
что в моих силах, чтобы помочь вам. Отец согласен со мной. "Ты должен
использовать свое служебное положение, чтобы помочь этой женщине", - сказал
он. - "Ты поступишь по-христиански, если сделаешь это".
Я так и не узнал, как ему удалось добиться для матери аудиенции у
высокого должностного лица. Больше двух часов простояла она в пустой
комнате, примыкающей к приемной. Она даже присесть не могла - не было ни
стула, ни табуретки, вообще никакой мебели. Только голые стены. Единственное
окно выходило на пустынный внутренний двор. И в этой комнате, рассказывала
мать, ее охватил панический страх, острое желание уйти, убежать отсюда. Но
мысль об отце удержала ее. Она осталась.
Наконец дверь рывком открылась, и чей-то голос громко сказал:
"Входите".
Мать не поняла, кто распахнул дверь - в комнате не было никого, кроме
человека за письменным столом. Вероятно, это он пригласил ее войти. Мать
очутилась в светлой и, как показалось ей, хорошо обставленной комнате. Потом
я часто расспрашивал ее об этом, но она не могла припомнить подробностей. От
страха у нее все плыло перед глазами, стучало в висках. Но сидевшего за
столом человека она хорошо запомнила. Мать была твердо уверена, что это -
сам Гейдрих. Тогда я понятия не имел о том, кто такой Гейдрих, но судя по
описанию матери, там он, конечно, был самый главный. Позднее я узнал, что
человек за письменным столом занимал весьма незначительную должность - был
адъютантом или чем-то вроде этого.
"Ну, евреечка, в чем дело?" - приветливо спросил он. Не удержавшись,
мать сразу начала плакать.
"А ну, возьми себя в руки, не то вылетишь отсюда в два счета!" -
внезапно сменив тон, заорал сидевший за столом.
Это подействовало. Перестав плакать, мать спросила, нельзя ли отпустить
ее мужа из концлагеря - разрешение на эмиграцию в Шанхай уже получено. Ведь
власти хотят, чтобы все евреи покинули Германию!
"Да, конечно, мы хотим избавиться от евреев, но только нашим
собственным способом", - засмеялся он.
У него было узкое, невыразительное лицо с маленькими серыми глазками. В
какой-то момент матери даже показалось - сейчас он вытащит пистолет. В то же
время у нее возникло ощущение, что он исподтишка любуется ею. Может, его
удивила смелость матери, а может, она понравилась ему - ведь она была
красивой женщиной. Во всяком случае, он записал анкетные данные моего отца и
сказал, что рассмотрит его дело, если представится такая возможность. Потом
он замолчал и углубился в чтение бумаг, лежащих на письменном столе.
Казалось, он совсем забыл о матери. Подождав некоторое время, она напомнила
- он должен подписать пропуск, иначе она не сможет выйти отсюда.