"Ион Деген. Четыре года" - читать интересную книгу автора

командовали. Ребенка...
Перебивая друг друга, Быковы представили судье весьма неприятное дело.
В начале учебного года в школу пришел новый преподаватель истории.
Буквально через несколько дней отстранили от классного руководства старого
математика, самого опытного, самого любимого учителя. Он, видите ли,
оставался в оккупации. Надо еще выяснить, кричал новый историк, как это
еврей сумел выжить во время оккупации! Такой тип вообще не имеет права
работать в школе, не то что руководить классом, да еще выпускным.
Это было началом. Затем во все инстанции посыпались доносы и заявления.
Воздух в школе был насыщен недоверием и беспокойством. Ученики и родители
пытались вмешаться и, по меньшей мере, умиротворить историка. Но у него была
прочнейшая поддержка. Кто-то наверху не разрешал дунуть на него
недоброжелательно. Математика уволили с работы. Это было пределом.
Мальчики-десятиклассники решили поговорить с историком. Разговор состоялся в
пустой учительской. Техничка рассказала, что сперва из учительской
доносилась ровная спокойная речь. Потом что-то кричал историк. Она
расслышала только "наймиты иностранного капитализма и сионизма". А когда на
шум и крики техничка ворвалась в учительскую, шесть учеников десятого
класса, в том числе и Митя Быков, били преподавателя истории. В справке
судебно-медицинского эксперта значилось "побои средней тяжести". Дело
передано в суд. Возможно, именно университетскому другу отца придется
осудить их сына за хулиганство.
Можно понять состояние родителей. Но что им скажешь? Как утешить
друзей? Они ведь знают его, знают, что добрые чувства судьи не должны
повлиять на приговор суда, знают, как он страдает от всяких телефонных
вмешательств партийного начальства, сколько конфликтов и неприятностей у
него на этой почве. А хулиганство есть хулиганство. Шутка ли, ученики избили
учителя! Чем тут поможешь?
Судья посмотрел на догорающий окурок и прикурил от него новую папиросу.
- Понять мальчиков, конечно, можно. Благородные порывы. Защита любимого
математика. Оскорбление - "наймиты капитализма и сионизма" и все такое
прочее. Это, возможно, смягчающие вину обстоятельства. Но все это -эмоции. А
вот "побои средней тяжести" - это все-таки уголовный кодекс. Неприятно.
Конечно, бывают случаи, когда обычная логика и, я бы сказал, совесть
расходятся с уголовным кодексом. Мне лично известен прецедент. И не из
судебной практики. Судья глубоко затянулся, пустил несколько колец дыма и
продолжал:
- Это случилось осенью сорок четвертого года. Накануне подбили мой
танк. Троих из экипажа мы похоронили. Механика-водителя отвезли в соседний
медсанбат. Я отделался легким ранением и прохлаждался в тылах батальона.
Пытался читать. Но ничего не получалось. Не удавалось отвлечься. Одолевала
мучительная тревога за каждую атаку, в которую все снова и снова уходили мои
друзья.
Дождь не прекращался несколько суток. Укрыться от непогоды негде. Разве
только танковые брезенты.
Под вечер в тылы пришел экипаж лейтенанта Доброва. Мы уже знали, что
его танк сгорел у самого железнодорожного переезда. Грязные, страшные, в
обгоревших комбинезонах, они молча опустились на брезент. Никто не беспокоил
их ненужными вопросами. Мы знали, как это бывает. В их безумных глазах еще
отражалось пламя горящего танка. Ты меня прости, Иван, я знаю, как ты