"Ион Деген. Портреты учителей " - читать интересную книгу автора

украинской Академии наук, руководил отделом в институте полупроводников. Со
студенческой скамьи он всегда был солидным рафинированным
интеллигентом.
Но порой он спускал себя с цепи и откалывал такие фокусы, что люди
только диву давались.
Как-то он поспорил, что днем, в час пик, в течение двадцати минут
просидит посреди тротуара в самом оживленном месте Киева, на углу Крещатика
и улицы Ленина. Его противники заранее ликовали по поводу выигрыша десяти
бутылок коньяку. В условленное время Миша появился на углу с небольшой
картонной коробкой в руках. Вдруг он уронил эту коробку. Из нее высыпался
зубной
порошок, смешанный с толченым кирпичем. Миша сел на тротуар и чайной
ложечкой стал неторопливо собирать порошок в коробку.
Вокруг сидящего на тротуаре с иголочки одетого лысого мужчины
сгрудились зеваки. Растолкав толпу, к нему подошел старшина милиции. Миша
вытащил из кармана удостоверение старшего научного сотрудника институтата
физики Академии наук и заговорщицким шопотом объяснил старшине, что
порошок - величайшая тайна Советского Союза, поэтому его необходимо оградить
от прохожих. Через минуту Мишу охраняли три милиционера под командой
старшины. В таких условиях Миша спокойно собирал порошок, время от времени
поглядывая на часы, а заключившие с ним пари кусали локти от злости.
Вообще-то Миша предпочитал розыгрыши интеллектуальные. Как-то он
предложил мне спор: в течение двух часов он произнесет классическую
советско-партийную речь. Если я обнаружу в ней хоть одну мысль, Миша
проиграл пари. Естественно, я согласился, понимая, что самый виртуозный
демагог не сможет в течение двух часов пусть даже случайно не высказать ни
единой мысли. Через несколько минут я уже смеялся так, что слезы текли из
глаз. Через полчаса я покатывался от хохота и в изнеможении просил
прекратить это словоизвержение, естественно, признав себя проигравшим. Потом
я вернул проигрыш с лихвой, заключая подобные пари со знакомыми и друзьями,
и, произносил бессмысленные речи, которые мои слушатели не были в состояние
выдержать более двадцати-двадцати пяти минут. Мишина демагогическая речь
была иллюстрацией его восприятия советских руководителей и вообще всей
социалистической системы.
Как и я, Миша был членом коммунистической партии. Как и я, он вступил в
нее во время войны. Но, в отличие от меня, он превосходно понимал
абсурдность марксизма-ленинизма, ложь красивых лозунгов и преступность
режима. Чтобы выжить в этой системе, - так он считал,- надо стать частью
этой системы, стараясь сохранить руки чистыми. Мы часто спорили по этому
поводу, пока я сам не прозрел.
Фалика и Мишу невероятно удивило и не без основания испугало то, что я,
ортодоксальный коммунист, очень далекий от всего еврейского, осенью 1947
года написал письмо в ЦК ВКП (б) с просьбой послать меня в Палестину, где
мой опыт боевого офицера может пригодиться в борьбе с английским
колониализмом. Они видели в этом порыве непонятный мне зов свыше.
Мы ежедневно общались, по крайней мере - по телефону. Но в начале
войны, в июне 1967 года, советские сообщения о разгроме израильской авиации
привели
меня в такое подавленное состояние, что я даже не отвечал на телефонные
звонки.