"Ион Деген. Портреты учителей " - читать интересную книгу автора

родственниками и друзьями. Было еще нечто неопределимое, нечто из области
парапсихологии, что очень часто делало нас буквально единым существом.
Фалик хранил родословную в глубоком подполье. Он тщательно скрывал даже
то, что окончил Тулузский политехнический институт. В Советском Союзе было
небезопасно слыть специалистом с иностранным образованием. Кроме того, в
Советском Союзе было неуютно носить имя Фалик. Поэтому Фалик сын Ахиэзера
стал Федором Александровичем. Я тоже не был Ионом Ахиэзеровичем, но только
потому, что Ахиэзер сын Мойше значился Лазарем Моисеевичем.
Фалик прятал родословную даже от меня. Вероятно, в связи с тем, что
наши беседы на политические темы обычно кончались его крайним раздражением.
Когда он возмущенно восклицал: "Ты просто идиот!", Миша снисходительно
улыбался и говорил: "Отец, дай ему созреть". Дело в том, что Фалик называл
своим именем систему и ее производные, а мне это стало понятно значительно
позже.
На старом пергаменте ветвилось дерево с надписями, сделанными красивым,
но непонятным еврейским шрифтом. Только в самом низу из одной точки исходили
четырнадцать ветвей с надписями на русском языке. Такие же красивые надписи
я видел на чертежах Фалика. Кроме Ахиэзера и Нусна было еще двенадцать
незнакомых мне имен: Гитл-Лея, Эли, Ривка и другие.
Кажется, все они порвали связь с отцом, когда он совершил более чем
легкомысленный по их понятию поступок - женился на девушке, на тридцать
шесть лет моложе его. Только Нусн остался верным своему любимому брату.
После
смерти отца никто из его многочисленной родни не поддерживал с нами
связи. Остракизм распространился, повидимому, и на Фалика. От Ахиэзера
ответвлялись Фалик, Бетя и Ион, от Нусна - Йосеф, Аншл, Сарра, Яков, Моше,
Хаим и Ривка.
Так я узнал, что в Израиле, кроме сестры Бети, у меня есть еще семь
двоюродных братьев и сестер. Фалик рассказал, как отец еще до моего рождения
снаряжал в Палестину большую семью брата.
- Счастливые люди, - мечтательно произнес Фалик. Но никакой связи со
счастливыми людьми, даже с любимой сестрой Бетей не было ни у него,
мечтавшего об Израиле, ни у меня, имевшего смутное представление о
еврейской истории и о еврейском государстве.
Мише и мне более интересными были постепенно сужающиеся кверху ветви
родословной. Дед Мойше был сыном и внуком краснодеревщиков. А прадед деда
был последним оружейником в длинном ряду оружейников Дегенов. Он еще ковал
оружие для польского графа во времена Калиевщины в шестидесятых годах XVIII
века. Его отца-оружейника местный граф привез из Германии. В Нойсе жило
несколько поколений оружейников Дегенов, но фамилия первого из них еще была
Дехан (или Дахан?), как и всех амстердамских оружейников Дехан и их
родоначальника, с одним сыном приехавшего из Толедо в 1492 году. Были ли у
него еще дети? Если были, почему они не оказались в Амстердаме? Родословная
не отвечала на эти вопросы нашей горькой истории.
Когда мои предки поселились на Иберийском полуострове? После разрушения
Первого храма? Пришли ли они туда вместе с римлянами задолго до готов?
Поселились ли в Испании во время завоевания ее арабами? В любом случае евреи
жили в Толедо еще до Реконквисты, следствием которой явилось их изгнание.
Производство оружия стало традиционным ремеслом нашего рода. Это было не
просто ремесло. На клинке из вороненой дамаскской стали гравировался