"Даниэль Дефо. Радости и горести знаменитой Моллль Флендерс, которая..." - читать интересную книгу автора

Бросили они меня в Колчестере, в Эссексе, и мне смутно помнится, что я
сама покинула их там (то есть спряталась и не захотела идти с ними дальше),
но я не в состоянии рассказать какие-либо подробности; помню только, что,
когда меня взяли приходские власти Колчестера, я сказала, что пришла в город
с цыганами, но не захотела идти с ними дальше и они меня бросили, но куда
ушли - не знаю; за цыганами была послана во все стороны погоня, но, кажется,
их не удалось найти.
Теперь я была, можно сказать, пристроена; правда, местные приходы, по
закону, не обязаны были заботиться обо мне, однако, лишь только стало
известно мое положение и что для работы я не гожусь, так как было мне всего
три года, городские власти сжалились надо мной и взяли меня на свое
попечение, как если бы я родилась в этом городе.
Посчастливилось мне попасть на воспитание к одной женщине, правда,
бедной, но знававшей лучшие времена, которая добывала себе скромное
пропитание тем, что ухаживала за такими детьми, как я, и снабжала их всем
необходимым, пока они не достигали возраста, когда могли поступить в
услужение или зарабатывать хлеб самостоятельно.
Эта женщина держала также маленькую школу, в которой обучала детей
чтению и шитью; так как вращалась она когда-то в хорошем обществе, то
воспитывала детей с большим искусством и большой заботливостью.
Но самое ценное было то, что воспитывала она нас также в страхе Божьем,
будучи сама, во-первых, очень скромной и набожной, во-вторых, очень
домовитой и опрятной и, в-третьих, с хорошими манерами и безукоризненного
поведения. Таким образом, если не считать скудной пищи, убогого помещения и
грубой одежды, получали мы такое светское воспитание, точно в танцевальной
школе.
Я оставалась там до восьми лет, когда однажды, к ужасу своему, узнала,
что городские власти распорядились отдать меня в услужение. Я очень мало что
могла бы делать, куда бы меня ни определили, разве только быть на побегушках
или состоять судомойкой при кухарке; мне часто так говорили, и я очень этого
боялась, потому что питала непреодолимое отвращение к черной работе,
несмотря на свою молодость; и я сказала своей воспитательнице, что, наверно,
смогу зарабатывать на жизнь, не поступая в услужение, если ей будет угодно
позволить мне; ведь она научила меня работать иглой и прясть грубую шерсть,
что является главным промыслом того города; и если она согласится оставить
меня, я буду работать на нее, и буду работать очень усердно.
Я почти каждый день твердила ей об усердной работе, а сама трудилась не
покладая рук и плакала с утра до ночи; и так я разжалобила добрую,
сердобольную женщину, что она наконец стала за меня тревожиться: очень она
меня любила.
Как-то раз после этого, войдя в комнату, где все мы, бедные дети,
трудились, добрая наша воспитательница села прямо против меня, не на своем
обычном месте, ко как будто нарочно с целью наблюдать за моей работой, Я
исполняла какой-то заданный ею урок - помнится, метила рубашки. Помолчав
немного, она обратилась ко мне:
- Вечно ты плачешь, дурочка (я и тогда плакала). Ну, скажи мне, о чем
ты плачешь?
- Они хотят меня взять и отдать в прислуги, - проговорила я, - а я не
умею работать по хозяйству.
- Полно, детка! Если ты не умеешь работать по хозяйству, то понемногу