"Рене Декарт. Сочинения в 2 томах, том 2 " - читать интересную книгу автора

такими, каковы они и на самом деле, т. е. в чем-то сомнительными (как я
только что показал), но тем не менее весьма вероятными и гораздо более
заслуживающими доверия, нежели опровержения. А посему, как я полагаю, я
поступлю хорошо, если, направив свою волю по прямо противоположному руслу,
обману самого себя и на некоторый срок представлю 19
себе эти прежние мнения совершенно ложными домыслами - до тех пор,
пока, словно уравновесив на весах старые и новые предрассудки, я не
избавлюсь от своей дурной привычки отвлекать мое суждение от правильного
восприятия (perceptio). Ведь я уверен, что отсюда не воспоследует никакой
опасности заблуждения, а также и не останется места для дальнейшей
неуверенности, поскольку я усердствую теперь не в каких-то поступках, но
лишь в познании вещей. Итак, я сделаю допущение, что не всеблагой Бог,
источник истины, но какой-то злокозненный гений, очень могущественный и
склонный к обману, приложил всю свою изобретательность к тому, чтобы ввести
меня в заблуждение: я буду мнить небо, воздух, землю, цвета, очертания,
звуки и все вообще внешние вещи всего лишь пригрезившимися мне ловушками,
расставленными моей доверчивости усилиями этого гения; я буду рассматривать
себя как существо, лишенное рук, глаз, плоти и крови, каких-либо чувств:
обладание всем этим, стану я полагать, было лишь моим ложным мнением; я
прочно укореню в себе это предположение, и тем самым, даже если и не в моей
власти окажется познать что-то истинное, по крайней мере, от меня будет
зависеть отказ от признания лжи, и я, укрепив свой разум, уберегу себя от
обманов этого гения, каким бы он ни был могущественным и искусным. Однако
решение это исполнено трудностей, и склонность к праздности призывает меня
обратно к привычному образу жизни. Я похож на пленника, наслаждавшегося во
сне воображаемой свободой, но потом спохватившегося, что он спит: он боится
проснуться и во сне размягченно потакает приятным иллюзиям; так и я невольно
соскальзываю к старым своим представлениям и страшусь пробудиться - из
опасения, что тяжкое бодрствование, которое последует за мягким покоем,
может не только не привести меня в будущем к какому-то свету, но и ввергнуть
меня в непроглядную тьму нагроможденных ранее трудностей. ВТОРОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ
О природе человеческого ума: о том, что ум легче познать, нежели тело
Вчерашнее мое размышление повергло меня в такие сомнения, что, с одной
стороны, я уже не могу теперь выкинуть их из головы, а с другой - я не вижу
пути, 20
на котором сомнения эти могут быть сняты. Словно брошенный внезапно в
глубокий омут, я настолько растерян, что не могу ни упереться ногою в дно,
ни всплыть на поверхность. Однако я хочу приложить все усилия и сделать
попытку вернуться на путь, на который я стал вчера: а именно, я хочу
устранить все то, что допускает хоть малейшую долю сомнения, причем
устранить не менее решительно, чем если бы я установил полную обманчивость
всех этих вещей; я буду продолжать идти этим путем до тех пор, пока не сумею
убедиться в чем-либо достоверном - хотя бы в том, что не существует ничего
достоверного. Архимед искал всего лишь надежную и неподвижную точку, чтобы
сдвинуть с места всю Землю; так же и у меня появятся большие надежды, если я
измыслю даже самую малую вещь, которая была бы надежной и несокрушимой.
Итак, я допускаю, что все видимое мною ложно; я предполагаю никогда не
существовавшим все, что являет мне обманчивая память; я полностью лишен
чувств; мои тело, очертания (figura), протяженность, движения и место -
химеры. Но что же тогда остается истинным? Быть может, одно лишь то, что не