"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

заинтересованно. МАДАМ ШАМВИЛЬ - была высокой женщиной пятидесяти лет,
хорошо сложенной, худой, с порочным взглядом и порочным наклонностями.
Верная приверженница Сафо, что угадывалось в каждом слове и движении, в
любом ее жесте, она сама себя разрушила, предаваясь без удержу любовным
ласкам с женщинами. Этой страсти она пожертвовала всем, что имела, и только
в этой стихии ей было хорошо. Она долгое время была проституткой, потом
стала содержательницей борделя, принимала пожилых распутников, а молодых не
принимала никогда. Дела ее поправились. Она была уже седеющей блондинкой.
Глаза ее все еще были красивыми, синими и выразительными. Рот
привлекательный и все еще свежий. Грудь слабо развита, живот хороший,
пригорок внизу живота довольно высок, длина влагалища в момент возбуждения
достигает три дюйма. Способна потерять сознание, когда ее там щекочут,
особенно если это делает женщина. Зад дряблый и помятый, совершенно увядший,
столь привыкший к сексуальным злоупотреблениям, что чувствительность его
вообще притупилась. Вещь редкая и тем более в Париже: она была
девственницей, как всякая девушка, которая воспитывалась в монастыре. И
может быть, если бы с ней не случилось всего того плохого, что ей пришлось
пережить, и если бы ей не пришлось встречаться с людьми, желавшими только
сексуальных извращений, эта странная девственница умерла бы вместе с ней. ЛА
МАРТЕН - толстая мамаша пятидесяти двух лет, свежая и здоровая, обладающая
могучей задницей. Провела жизнь в занятиях содомией и так натренировалась,
что и думать не хотела о других удовольствиях. На самом деле природа
наградила ее дефектом, помешавшим ей познать обычные радости здорового
женского органа. Зато через задний проход она принимала всех без разбора,
самые чудовищные мужские орудия не могли ее испугать, она их даже
предпочитала. Ее воспоминания о сексуальных сражениях под знаменами Содома
будут для нас особенно ценными. Черты ее лица были не лишены приятности, но
в них уже чувствовалась усталость, и если бы не дородность, она казалась бы
увядшей. ЛА ДЕГРАНЖ - для этой женщины порок и сладострастие сливались в
одно. Она была высокая и худая, пятидесяти двух лет. Лицо ее было мертвенно
бледным и истощенным, глаза погасшими, губы мертвыми. Она сама была похожа
не преступление, кровавое и жестокое. Некогда она была брюнеткой, и даже
хорошо сложена, но сейчас была похожа на скелет, вызывающий лишь отвращение.
Зад ее был увядший и разорванный, дыра в нем была столь огромной, что им
могли пользоваться любые, самые грубые пушки, что сделало его в конце концов
совсем бесчувственным. Чтобы закончить портрет, скажем, что эта фея,
пострадавшая во многих схватках, была без одной груди и трех пальцев, у нее
также не было одного глаза и шести зубов; к тому же она хромала. Мы узнаем,
может быть, почему она так пострадала. Ничто не могло ее исправить, и если
тело ее было безобразным, то душа было средоточением пороков и не слыханных
мерзостей. Не было, наверное, такого преступления, которое она бы не
совершила: она убивала и грабила, насильничала и отравляла, за ней были
грехи отцеубийства и кровосмесительства. В настоящий момент она содержала
публичный дом, была одной из поставщиц общества и к своему богатому опыту
добавляла весьма своеобразный площадный жаргон. Она была приглашена на роль
четвертой рассказчицы, той, в чьих рассказах было больше всего ужасов. Кто
бы лучше ее, все переживший на собственном опыте, мог справиться с этой
ролью? * * * Теперь, когда женщины найдены и соответствуют тем критериям,
которые к ним предъявлялись, можно заняться "аксессуарами" Прежде всего,
наших героев надо было окружить самыми изысканными объектами сладострастия