"Маркиз Де Сад. Жюльетта [love]" - читать интересную книгу автора

друга и предаваться самым изощренным излишествам похоти. Мы испробовали
тысячу разнообразных поз, непрерывно меняясь местами и ролями: становились
поочередно то нежными самцами и покорными самками, то уже через минуту
властными самцами и, обманывая таким образом Природу, весь божий день мы
заставляли нашу снисходительную матерь с улыбкой взирать на все наши
страсти невинные нарушения ее законов.
Прошел месяц. Эвфрозина, закалив как следует свою душу распутством,
оставила монастырь, заехала проститься со своей семьей и отправилась
осуществлять на практике усвоенные уроки безудержного либертинажа и
узаконенного разврата. Как-то раз, позже, она нанесла нам визит; она
рассказала о своей жизни, и мы, будучи развращены до крайности, не нашли
ничего дурного в ее образе жизни, не выразили ни малейшего сожаления и, в
качестве последнего напутствии, пожелали ей дальнейших успехов на
выбранном пути.
- Должна признать, что она делает успехи, сказала, обращаясь ко мне,
мадам Дельбена. - Сотни раз у меня возникало искушение сделать то же
самое, и, конечно, я сделала бы это, будь мои чувства к мужчинам
достаточно сильны, чтобы одолеть мою необычайную слабость к женщинам.
Однако, милая Жюльетта, решив мою участь и на всю жизнь выбрав для меня
эту обитель, небо любезно одарило меня весьма скромными желаниями к иным
удовольствиям, кроме тех, которые в изобилии предлагает это святое место:
удовольствия, которые могут доставлять друг другу женщины, настолько
восхитительны, что о других я и не мечтаю. Тем не менее я признаю, что
кто-то может интересоваться и мужчинами, для меня не является тайной, что
кто-то может из кожи лезть, чтобы покорить их, в конце концов, все, что
связано с либертинажем, мне по душе... Мои фантазии уносят меня очень
далеко. И кто знает, может быть, я выходила за такие пределы, которые
трудно себе представить простым смертным; может быть, меня одолевали такие
желания, которые удовлетворить просто невозможно?
Основной принцип моей философии, Жюльетта, продолжала мадам Дельбена,
которая после потери Эвфрозины все больше и больше привязывалась ко мне,
это презрение к общественному мнению. Ты представить себе не можешь,
дорогая моя, до какой степени мне наплевать на то, что обо мне говорят. В
самом деле, каким образом мнение невежд может повлиять на наше счастье?
Только наша сверхделикатная чувствительность заставляет нас порой зависеть
от него, но если, по зрелому размышлению, мы сумеем подавить в себе эти
чувства и достичь той стадии, где абсолютно не зависим от этого мнения
даже в самых интимных вещах, тогда, и только тогда, хорошее или плохое
отношение к нам окружающих становится для нас в высшей степени
безразличным. Только мы сами определяем критерии нашего личного счастья,
только нам решать, счастливы мы или несчастливы все зависит лишь от нашей
совести и, возможно в еще большей мере, от нашей жизненной позиции, ибо
только она служит краеугольным камнем нашей совести и наших устремлений.
Дело в том, продолжала моя высокообразованная собеседница, что
человеческая совесть не всегда и не везде одинакова, почти всегда она есть
прямое следствие образа жизни данного общества, данного климата и
географии. Например, поступки, которые китайцы ни в коем случае не считают
недопустимыми, заставляют нас содрогаться от ужаса здесь, во Франции.
Следовательно, если это самое непостоянное понятие, зависящее лишь от
широты и долготы, способно извинить и оправдать любую крайность, тогда