"Юрий Владимирович Давыдов. Земная Атлантида" - читать интересную книгу автора

коне. В полной тишине провозгласил он здравицу в честь полководцев, воинов,
народа. И вновь на холмах раскатился пушечный бас, но его заглушил ликующий
вой толпы. Менелик снова поднял руку, пушки смолкли, и в тишину упали слова
императора, как удары колокола. Менелик произнес: "Каффа", и над толпой
пронеслось: "Каффа..." В прошлом не раз пытались вернуть Каффу эфиопы. Но
Каффское царство выстояло, и каффский царь, почитающийся живым богом, не
утратил своих священных регалий: золотой короны, зеленой, затканной золотом
мантии, золотого меча. Каффа выстояла. Еще не приспели, видно, сроки. Но
теперь белые подбираются к Каффе: с одной стороны - французы, с другой -
англичане. И теперь приспело время эфиопам присоединить к своей империи
Каффу, ибо нельзя позволить чужеземцам завладеть древним царством... "Рас
Вольде Георгис, - говорил Менелик, - ты вернейший, ты способнейший из моих
испытанных воинов, тебя избрал я полководцем, первым воином в грядущей
борьбе с великим Каффским царством". И старый сподвижник Менелика, годами
деливший с ним радости и беды, фельдмаршал Вольде Георгис, храбрейший из
храбрых, чернобородый силач, горделиво сверкая черными глазами, склонился
перед императором...
Отчетливо памятен Леонтьеву тот день, когда Аддис-Абеба праздновала
победу над итальянцами, тот день, когда возвестил Менелик о грядущей войне с
царем Каффы...
С того дня минули месяцы. Теперь заканчиваются последние приготовления.
И совет заседает подолгу.
Менелика и его военачальников совсем не смущает мысль о том, что они,
недавние защитники своего отечества, пойдут войной на соседа. Ясно: не они,
так фрэнджи - белые дьяволы, захватчики - свалят Каффу, великую Каффу,
входившую некогда в состав Эфиопского государства. Не они, так фрэнджи...
Но у графа Абая нет на душе ясности. Он понимает, очень хорошо
понимает: Менелик не может отдать фрэнджам богатую область на юге. И потом -
что может быть хуже для каффичо, для всех африканцев, как очутиться под
пятой европейцев? Лучше эфиопы, чем европейцы. Он, Леонтьев, не разделяет
наивных мечтаний "корифея географических исследований в Африке", как
называли в России Василия Васильевича Юнкера; нет, Леонтьев не верит в
цивилизаторскую миссию держав европейских. А вот в цивилизаторскую миссию
эфиопов он верит.
Но все же тревожит Николая Степановича то обстоятельство, что Менелик
затевает, в сущности, войну ненужную, напрасную. Не следует ли добиться
союза с Каффой? Не лучше ли африканцам взяться за руки, чтобы противостоять
натиску фрэнджей? Леонтьев осторожно высказывает свои мысли негусу и расу
Вольде Георгису. Очень осторожно: хоть и друг граф Абай, хоть и советник, но
ведь тоже белый, тоже фрэндж, а Менелик недоверчив, Менелик знает, как
повадливы фрэнджи на измены и хитрости. Выслушивая Леонтьева, негус и
фельдмаршал качают головами. Нет-нет, какой же союз? Молодой и гордый
каффский царь Гаки Шерочо никогда не согласится разместить в своей стране
эфиопские гарнизоны с их пушками и ружьями. Увы, это невозможно...
На дворцовом пиру рас Вольде Георгис клянется захватить в плен
бога-царя Гаки Шерочо и его священные регалии: лишь после того каффичо
признают неприсоединение. Рас залпом осушает огромный серебряный кубок с
вином и подбрасывает его к каменному потолку, подбрасывает с такой
чудовищной силой, что серебряная посудина разлетается на куски, как глиняный
горшок.