"Юрий Владимирович Давыдов. Большая путина " - читать интересную книгу автора

- Ну, - слукавил Дрон, - может, в таком разе никакой не надо?
- То есть как же не надо? - испугался Филимонов. - Эй! - окликнул он
мальчишку и, когда тот вынырнул, стал ему толковать, в чем у них с приятелем
надобность, и все эдак на Дрона косился: видал, мол, как мы с ним говорить
можем...
Из харчевни выбрались не то чтобы в подпитии, но в хорошем, так
сказать, расположении "понятий". Филимонов оказался куда как речист.
- Каир-то, - говорил, любовно на Дрона поглядывая, - он ведь ничего
себе, Каир, а уж коли с земляком, совсем ничего себе...
Шли неспешно. Чем день плох? В полное удовольствие денек выдался, лучше
не придумаешь. У большого здания с обширными дворами и множеством ворот,
из-за которых доносился гул голосов, Алешка сказал:
- А тут, Дронушка, торг людями ведут.
То был невольничий рынок Окальт аль-Гелаб. Караваны с рабами стекались
сюда из глубин Африки. Текли под однозвучный верблюжий колокольчик, под
окаянное хлопанье ременных бичей. Караваны шли с нагорья, ржавого, как
выцветшая кровь, с топких берегов суданских рек, из-за экватора, окутанного
изумрудной полутьмой влажных дремучих лесов. Караваны шли в Каир мимо
мраморных фонтанов и резных балкончиков, украшенных изречениями о людской
доброте и божьей справедливости. Шли нубийцы, суданцы, эфиопы, шли мужчины,
женщины, дети. И продавали их здесь, на невольничьем рынке благословенного
Каира.
В покупателях - арабах и турках - недостатка не было. Покупатели щупали
у рабов мускулы, наклоняя при этом голову набок, словно задумываясь или
прислушиваясь к чему-то, покупатели торговались с владельцами рабов и
перебранивались друг с другом. А рабы дожидались своей участи молча, с
какой-то каменной безучастностью, и только в глазах у них, в этих
неподвижных глазах с резкими белками, была такая печаль и такой ужас, что
Алексей Филимонов замолк, а у Дрона как-то странно и тяжело расширилось
сердце, будто вся кровь вдруг в него прихлынула и там, в сердце,
остановилась.
Не говоря ни слова, прошли они рынок из конца в конец, и, проходя мимо
загонов с рабами, Дрон с Алексеем все убыстряли и убыстряли шаг, точно
подгонял их какой-то злой жесткий ветер. И когда вышли они, почти выбежали
за ворота, Дрон на минуту встал, покачал головой, словно бы очнулся, и
задумчиво проговорил:
- А уж ежели так-то поглядеть, так ведь что у них, то и у нас.
У Алешки Филимонова желваки вздулись; он шмыгнул носом, ответил:
- А то как же? Что у них, то у нас, ежели в корень глядеть. Чай, на
одном солнышке онучи сушим...
...Норов после обеда отлично выспался, а теперь, когда протяжно
заголосили муэдзины, сзывая правоверных на молитву, и за окном, по верхушкам
пальм, крадучись побежал ветерок, и пальмы легонько зашуршали, словно бы
копна сена, в которой возятся полевые мыши, - теперь Авраамий Сергеевич
сидел за столом и писал. Писал он быстро, почти без помарок, с тем
удовольствием, с каким несколько лет назад писал о своих сицилийских
дорожных впечатлениях. Он еще не решил, пошлет ли написанное нынче Пушкину
или упрячет в бювар, но мысль о том, что его писания, может, и будут
отправлены в Петербург, на Дворцовую набережную, в дом Баташева, мысль эта
его не оставляла.