"Юрий Владимирович Давыдов. Плау винд, или Приключения лейтенантов" - читать интересную книгу автора

прикорнул в тени питейного дома.
Рейд гладкий, как поднос. У раскаленной пристани господ ученых
дожидается шлюпка. Матросы разбирают весла, шлюпка отваливает, и под
веслами - синие воронки.
А на бриге уже пошабашили, уже отобедали, развалились ребята кто где.
Устали, намаялись. И под парусом-тентом храпит во все носовые завертки их
благородие лейтенант Шишмарев, прикрыв лицо большим белым платком.
Лишь один матрос не разделяет с товарищами ни трудов, ни отдыха -
Серега Цыганцов. О чем ты задумался, корабельный кузнец? В сотый раз клянешь
судьбину, день тот клянешь, когда сорвался ты с реи и грянулся грудью о
твердые шканцы? Злая хвороба привязалась к тебе, и нет от нее спасу. В
кронштадтском госпитале лохматый лекарь поил тебя горькой микстурой. И вроде
бы отпустило вчистую... Своей волей пришел Цыганцов к капитану Коцебу, на
строгий вопрос о здоровье гаркнул: "Так что отменно, ваше благородь!"
Почему, зачем отправился ты в трудный вояж? Какие дали манили тебя?.. Трудно
дышит кузнец, тоскливо глядит в ровную синеву чужого неба,
В январе 1816 года мыс Горн прислал морякам зловещий, как рев корсаров,
шторм.
Чудище подкралось с кормы, взмахивая космами, вздыбилось, накренилось,
ухнуло с пушечным гулом. Клокоча и крутясь, волна разнесла деревянные
поручни, сшибла с ног капитана и швырнула за борт. На мгновение Коцебу
увидел резко наклоненный борт, вспененную пучину и в то мгновение покончил
все счеты с жизнью. Но он поторопился: под руками у него, бог весть откуда,
взялся конец манильского троса, и в следующую секунду Коцебу уже карабкался,
напрягая все мускулы, на палубу.
Он перевел дыхание и огляделся. Руки у него дрожали, и в животе, под
ложечкой, был противный холодок. Ох, дьявольский вал! Пушку, как полено
какое, бросил справа налево, сорвал крышу с капитанской каюты, повредил
руль... Ну, здравствуй, мыс Горн! Черт возьми, ты себе, однако, верен.
Гремел шторм, играл с "Рюриком" в сумасшедшую, гибельную игру, а в тот
самый день в Петербурге, как бы затихшем в обильных снегопадах, Николай
Петрович Румянцев писал капитану "Рюрика":

Письма, каковыми Вы меня в свое время, милостивый государь
мой, удостоить изволили из Копенгагена и Плимута, я исправно
тогда получил; а ныне Вас премного благодарю за письмо Ваше из
Тенерифа; я радуюсь, сведав, что Вы духом своим и искусством
превозмогли все трудности, которые буря и шторм непогоды при
берегах Англии Вам ставили в пути. Желаю и надеюсь, что
нынешний наступивший год проводить изволите в безбедном
плавании и во всяком успехе...
Я Вами и путешествием Вашим так занят, что мысленно,
право, с Вами более времени провождаю, нежели с теми, с кем
здесь живу. Теперь ожидаю от Вас писем из Бразилии и надеюсь,
что до поры и времени благополучно обойдете мыс Горн; но тогда
буду спокоен и доволен, когда сами об успешном своем плавании
уведомить меня изволите... При пожелании Вам, милостивый
государь мой, от искреннейшего сердца здравия и благополучия с
совершенным почтением честь имею быть Вам, милостивый государь
мой, покорный слуга граф Николай Румянцев.