"Юрий Владимирович Давыдов. Головнин " - читать интересную книгу автора

аде. Сие тиранство в рассуждении честных людей тем жесточе, что они переданы
тут на произвол злобного и корыстолюбивого пристава.
Столько же опасно всякому, кто не подкреплен сильным родством или
знатным богатством, в Лондоне, усеянном шпионами, обнаруживать мнение свое о
предметах веры и законодательства, хотя бы чинено сие было с крайним
благорассуждением и скромностию.
Всякое негодование противу мер министерства, не на правоте и дельности
основанных, возбуждает подозрение в якобинизме. Никакие свободные мнения не
остаются здесь без наказания, а строгость в суждении о поступках вельмож
почитается второй статьи преступлением.
Напоследок скажите, можно ли утверждать о свободе подданных под таким
правлением, которое наказывает с крайнею суровостью прежде, нежели виновный
изобличен и даже выслушан будет? Это случается здесь почти завсегда, паче же
в Лондоне, где тысячи подзорщиков каждый шаг простодушного человека, не
боящегося суждений, наблюдают.
Англичане по свойству своему суть подлинно народ добрый, деятельный и
великодушный. Но тщание здешних властей клонится к тому, чтобы изгладить
последние изящные черты в характере сего народа.
Нижний и верхний парламент наполняются людьми, которые без зазрения
совести жертвуют благом избирателей частным своим выгодам и присягу,
учиненную ими при приеме в сословие, готовы нарушить столько раз, сколько
потребуют того планы министерства".
Это уж прямое политическое ниспровержение. Правда, безымянный автор
стреляет "правым бортом": он роялист, как явствует из прочих писем, ему не
по вкусу возвышение "аршинников". Пусть так. Важно сейчас другое: нос не
оседлан розовыми очками. Не усматривая за деревьями большого исторического
леса, он верно и точно различает деревья. Различал и Головнин. Нет у него ни
единой строки в духе безудержных англоманов, нередких среди русского
морского офицерства.
Недавно видел Головнин восставший флот, теперь Англию, бурлившую
забастовками. Право, как-то чудно вообразить выкормыша помещичьего гнезда,
офицера, дышавшего "мрачностью" павловского царствования, чудно представить
его в стране, где беспрепятственно спорят о каких-то тред-юнионах, о
каких-то правах булочников и докеров, портных и ткачей. А тут еще заговор
полковника Деспарда. Удивительный заговор! Совершенно не похожий на тот, что
увенчался успехом в Михайловском замке.
Про Деспарда узнал Головнин в конце 1802 года. Узнал из газет, услышал
в апартаментах русского посольства, где волонтеры бывали часто. Деспард,
республиканец, демократ, готовил заговор два года. В тайном сообществе
соединились рабочие и ремесленники, солдаты и матросы. Деспард намеревался
ворваться в Тауэр и перебить королевскую семью. Процесс Деспарда взбудоражил
лондонцев. Присяжные признали подсудимых виновными, но заслуживающими
снисхождения. Снисхождения не было. Было восхождение: на эшафот. С помоста
осужденный крикнул затаившей дыхание толпе, что его казнят как друга всех
бедных, всех угнетенных, что он умирает с надеждой на скорое торжество
свободы, гуманности, справедливости. Вместе с полковником умертвили шестерых
его товарищей - плотников, бывших солдат, сапожника.
Лейтенант Головнин мог одобрять домашний заговор против курносого
деспота. Тайное общество "черни" одобрять он не мог. Ведь и на Сенатской
площади мятежных дворян испугали каменщики и штукатуры, строители