"Юрий Владимирович Давыдов. Бестселлер" - читать интересную книгу автора

Итак, св. Лука отправился к отвесным скалам Капри. Охота к перемене
мест здесь диктовалась жаждой точности. Ведь был апокриф (он и к нам
забрел - на Соловки) - апокриф, который утверждал, что Кариот, пославший в
мир Иуду, отнюдь не захолустный иудейский городок, а остров Крит. Но то было
неверно. Св. Лука предположил: не Крит, а Кипр. Опять ошибка. Так, может,
Капри? И вот он курс держал в Марина гранде или в Марина пикколе - в Большую
бухту или в Малую.
Лег штиль, садилось солнце, небо меркло. Нимб предварял восход луны.
Все это четко видел я с террасы гостиницы "Британик". Да, четко. Такая
"оптика" сменяет мглу в глазах у фаворита Бахуса. И оттого случилось то, что
и должно было случиться. Увидел я портовые плавсредства, прожектора,
юпитеры. И враз смутился духом: снимали фильм.
Кому теперь уж невдомек, что жизнь-то не театр, а кино. Киношники,
однако, не показали мне Везувий. А он ведь не дымил. И тем оповещал, что на
дворе тысячелетий нет. Я благодарен: вулкан не отказался подтвердить все то,
что я посильно декларировал в прихожей моего романа.
Финал здесь не открытый, как нынче повелось. Финал закрытый, как было
встарь. Картину о путешествии св. Павла прекратили съемкой. Наверное, по
недостаче средств. Св. Лука на Капри не попал. И не наведался к писателям,
потолковать об уроженце Кариота.
Нимба нет, но тромб в наличии - отсюда лад баллад. Недолго вам
хихикать. Еще минута, и я переменюсь на вилле у вдовы.

* * *

На пристани Марина гранде Андреев взял линейку с осликом.
Кремнистые дороги, петляя и блестя, вытягивали море из разрывов скал.
Кипарисы шли, как факельщики бюро похоронных процессий. Все это - от меня. А
Леонид Андреев всего-то-навсего решил, что Капри пахнет Алуштой. В Алушту он
не заглядывал, на Капри был впервые. Он сближал неблизкое. Привычка
утомительная, однако и не вредная.
Андреев был хорош собою, как только может быть хорош собою декадент.
Ему необходимы матовая бледность, холеная бородка и долгая волна волос.
Прибавим темно-синий рытый бархат свободной блузы.
Ему понравилась вилла вдовы художника. Не интерьерами. Они не имели
художественной ценности, хотя в Италии все имеет художественную ценность.
Андрееву приглянулась большая зала. Он назначил ее своим кабинетом.
Привлекал и аспидный камин размером с топку парохода. Писатель наш, как
Собакевич, любил все циклопическое. И то надо признать, что бархатная блуза
как будто бы перетекала в толстый, как фуфайка, и такой же мягкий слой
каминной сажи.
А на дворе грузнел от влажности февраль. Водосточные трубы маялись
насморком. Ненастье не огорчило Андреева. Сюжет был продуман дома. На Капри
он его решит в один присест.
- Хочу писать об Иуде, - сказал он Горькому. В черных глазах зажглись,
словно от спички, желтые огоньки. - Читал стихотворенье о нем, очень умное.
Чье - забыл.
У Горького был крепкий, крупный, выскобленный подбородок. Как у
вахмистра. Горький тер подбородок тылом ладони. Приходило на ум: солдат