"Юрий Владимирович Давыдов. Март " - читать интересную книгу автора

вдруг забыл и уставился на Михайлова. Тот усмехнулся:
- "Шумим", говоришь?
- Ладно, ладно, - нетерпеливо пошевелился Денис. - А потом что же?
- А потом, брат, съехались в Воронеже, и пошла перепалка. Горячее
других Жорж Плеханов. Не согласен, и баста. На раскол, как на рожон прет!
На раскол нашей "Земли и воли". И не один. Понимаешь? Мы, новаторы,
доказываем: нельзя по-прежнему - передушат. А Жорж со своими деревенщиками:
вы, мол, сворачиваете с дороги, вы изменяете народу... Софья Перовская
колебалась, хотя и заявила: "Уж коли начали политический террор, то и
следует, пожалуй, довести его до конца". Словом, Денисушка, сторонников
немало.
- А Плеханов?
Михайлов нахмурился.
- Его знать надобно, как я знаю. Тон невозможный, упрямства на
десятерых. Мне, говорит, господа, раз вы так, делать с вами нечего. И
уехал. Однако большинство согласно на решительный метод. Большинство!
Разумеется, с тем, чтобы не вовсе бросить прежнее пропагаторство.
Волошин сжал чубук; трубка курилась дымком, как пистолет после
выстрела. Михайлов рассказывал: Воронеж... Сходки в Архиерейском саду...
Сходки на пустынных речных островках, где бережной песок и хлесткий
лозняк... Были "нелегалы" из Петербурга и Харькова, из Киева и Одессы. И
толковали они минувшим летом о борьбе за политические права, о боевой
организации революционеров, о едином центре, об агентах разных степеней
доверия... Толковали, выходит, о том, о чем он, Волошин, не раз помышлял.
Денис слушал Михайлова, глядя в окно. В пустом огородишке вороны
попрыгивали, свиристели, рябину доклевывали. И тянулись к мглистому
горизонту бурые поля, брызгал мелкий острый дождик.
Михайлов умолк. Волошин сосредоточенно постукивал чубуком о ладонь.
- Видишь ли, Саша, ты здесь, в России, а я там, в горах, понял: пора
взять оружие. И всерьез. И тоже, как ты, понял: настоящая боевая
организация. И вот ты говоришь: она уже есть, уже создана. Так? Ну вот, а у
меня в этой точке заковыка. Видишь ли... - Он выбил спекшийся табак из
чубука, вновь зарядил трубку. - Нет, ты не думай, я это не к тому, как
другие: дескать, централизм - чиновничество, а не товарищество. И не к
тому, чтобы это я против подчиненности. В партизанских отрядах уж на что
товарищество, полное равенство, а без подчиненности не обходится. Да и не
обойтись, на войне как на войне.
- Так что же? - Михайлов и обрадовался и насторожился. - Хорошо ты,
верно это сказал о централизме, о товариществе. Есть, знаешь, такие -
решительно против. Никак в толк не возьмут, что перед нами громадная сила,
а у нас... Что мы ей можем противопоставить? Только волю и преданность,
преданность и волю, влитые в строгие рамки.
- Понимаю и принимаю. Но тут... тут другое. - Денис ткнул трубкой
через плечо. - В парке грот есть. И пруд. Вот в пруд его бросили. Десять
лет уж минуло, по когда думаешь о боевой конспиративной партии или
группе...
- У-у-у, вон что! Нечаевская история? Повторения боишься?
Волошин ударил кулаком по столу:
- Боюсь!
- Не кричи.