"Юрий Владимирович Давыдов. Капитаны ищут путь " - читать интересную книгу автора

трепет осинников, творожную белизну берез.
Нутуралисты являлись спозаранку, в добрые часы. Хищники спали,
нажравшись теплого мяса. Солнце, пронизывая зеленую плоть пальм,
бразильского дерева и смоковниц, еще не успевало обратить лесной воздух в
тугой и душный морок.
Но и утренней порою путешественники не видели роскошной бравурной
пестроты, присущей, как им казалось, тропическому ландшафту. Нет, была
густая масса зелени, плотной и тяжелой, точно бы маслянистой. И в этом
месиве происходила мистерия битвы за жизнь. Лианы, как убийцы,
набрасывались на деревья, душили их, ползли, извиваясь, все выше, выше к
солнцу, чтобы там, вверху, распустить свои наглые пурпурные цветы. И
мириады едва приметных насекомых "маленькие владыки большого мира" грызли,
сверлили, точили живое тело растений, обращая все и вся в труху, гниль.
Да, это было так. Но именно здесь трое молодых людей с брига "Рюрик"
почувствовали себя подлинными участниками ученой экспедиции. Здесь и
теперь начали они сбор коллекций, заполнили первые листы путевых альбомов.
В полдень натуралисты, потные и обессиленные, брели восвояси и,
выбравшись на дорогу, вздыхали с облегчением. Вдоль дороги, на давно
раскорчеванных и возделанных землях, негры гнули спины, а над ними хлестко
похлопывали витые бичи надсмотрщиков.
Рабы! Сколько их перемерло в вонючих, как выгребные ямы, трюмах
невольничьих кораблей? А те, кто выжил, обречены были на муку в Южной
Америке, в португальской каторге.
Кофейные плантации, кофейные плантации... Дома колонистов с резными
флюгерками... Монастырь, льющий звон колоколов во славу девы Марии... И
протяжная песня чернокожих, монотонная песня о порогах далекой реки Конго,
о высоких и сочных травах Мозамбика...
Городок как опрокинут солнечным ударом, темной стеною море за ним. В
улочках, на площади - никого, попрятались жители. Увидишь разве босоногого
воина с ржавым ружьецом. Должно быть, послал его с поручением комендант
крепости Санта-Круц, а солдатик-то соблазнился стаканчиком-другим да и
прикорнул в тени питейного дома.
Рейд гладкий, как поднос. У раскаленной пристани господ ученых
дожидается шлюпка. Матросы разбирают весла, шлюпка отваливает, и под
веслами - синие воронки.
А на бриге уже пошабашили, уже отобедали, развалились ребята кто где.
Устали, намаялись. И под парусом-тентом храпит во все носовые завертки их
благородие лейтенант Шишмарев, прикрыв лицо большим белым платком.
Лишь один матрос не разделяет с товарищами ни трудов, ни отдыха -
Серега Цыганцов. О чем ты задумался, корабельный кузнец? В сотый раз
клянешь судьбину, день тот клянешь, когда сорвался ты с реи и грянулся
грудью о твердые шканцы? Злая хвороба привязалась к тебе, и нет от нее
спасу. В кронштадтском госпитале лохматый лекарь поил тебя горькой
микстурой. И вроде бы отпустило вчистую... Своей волей пришел Цыганцов к
капитану Коцебу, на строгий вопрос о здоровье гаркнул: "Так что отменно,
ваше благородь!" Почему, зачем отправился ты в трудный вояж? Какие дали
манили тебя?.. Трудно дышит кузнец, тоскливо глядит в ровную синеву чужого
неба.
В январе 1816 года мыс Горн прислал морякам зловещий, как рев
корсаров, шторм.