"Дж.Мэдисон Дэвис. Заговор Ван Гога " - читать интересную книгу автора

своей воли. В детском воображении мог сохраниться, к примеру, образ летчика
или, например, артиллериста, который подарил ребенку жизнь, а затем погиб,
защищая ее. А вот Сэмюель Мейер из личных соображений хлопнул за собой
дверью, так сказать, перед лицом дочери. Пару раз, уступив особенно
настойчивой осаде, ее мать заявляла, будто "эта свинья" сбежала с какой-то
белобрысой шиксой. Впрочем, судя по интонации, ее слова означали только
одно: "Если тебе нужны сказки, то как насчет вот этой?"
______________
* Восстание палестинцев в 1987 году.

Какие бы болезненные воспоминания ни держала в себе Роза Горен, будь то
Кристаллнахт, Освенцим или изнасилование советскими солдатами, в свое время
она могла говорить о них, пусть даже запинаясь. Но только не о Сэмюеле
Мейере. А сейчас, когда старческое слабоумие подточило ее разум, от этой
женщины осталась лишь оболочка, безмятежно взирающая на волны
Средиземноморья. И если в медицине не произойдет чуда (та самая надежда, за
которую вопреки всей логике и самой себе цеплялась Эсфирь), то Роза никогда
уже не сможет хоть что-нибудь добавить про отца своей дочери...
Оценивая взглядом подтянутую фигурку девушки, мимо прошел какой-то
пузатый фанат в бейсбольном кепи. Эсфирь вдруг резко почувствовала,
насколько выбивается из общего фона, стоя вот так на улице с вещами. Она
инстинктивно оглянулась, слишком хорошо зная, что в ее работе внимание
окружающих означало короткую жизнь с болезненным концом.
Подхватив сумку, девушка ступила на веранду отцовского дома. Нажала
кнопку, и сердце екнуло в ответ на пронзительный звон, слившийся с уханьем
динамиков стадиона. Эсфирь прислушалась, однако ничего не разобрала в потоке
смазанных слов диктора. Она позвонила в дверь еще раз. За смотровым глазком
вроде бы что-то мелькнуло, но, когда никто так и не открыл, девушка решила,
что все дело в отражении от проехавшего грузовика.
- Мейер, откройте! - позвала она, в третий раз нажимая кнопку.
Как и раньше, звон растаял в глубине дома, не вызвав ответа.
"Может быть, ему слишком стыдно и он не хочет отпирать? " - подумала
девушка. Потом она представила, что отец болен и не в состоянии подняться с
кровати. Или нет, он умер. Лежит на софе. Растянулся на полу. Кулем обмяк в
ванной. Мертвых она видела много. Кормящих матерей. Детей. Террористов. Кем
бы они ни были, чего бы ни ждали в жизни - все обернулось вздутой,
почерневшей плотью с коркой запекшейся крови в волосах. Изменится ли хоть
что-то, если перед глазами окажется тело отца, которого ты никогда не знала
и не любила? Что вообще полагается испытывать в таких случаях? На дверные
звонки никто не отвечал, и от вызванного этим облегчения становилось не по
себе.
Эсфирь сошла с веранды и заглянула в узкий проход между домом Мейера и
соседним зданием. Здесь стояла кислая вонь, как от гниющих дынь или
перестоявшего пива. Девушка секунду-другую подумала, вздохнула и направилась
в глубь аллеи в надежде отыскать какой-нибудь черный вход.
- Sie ist gegangen, SS-Standartenfuhrer Stock.
Поначалу она даже не поверила собственным ушам:
"Ее нет, штандартенфюрер СС Шток". Сердце забилось так, что казалось,
пульс эхом отражается от стен.
Затем другой голос: "Ich bin nicht der Standarten-fiihrer! И хватит