"Эрик Дэвис. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху " - читать интересную книгу автора

пробудить нечто куда более мистическое: его революционную веру в то, что
бестелесный дух присутствует внутри "я" и что эта бессмертная искра разума
независима от говорящего, дышащего тела. Эту психологию легко понять. Если
буквы и записанные слова возносят истины над скоротечным плотским миром и
даже сохраняют слова мертвых, то читатель может рассчитывать на то, что его
собственный разум принадлежит похожему вневременному царству
трансцендентальных сущностей.
Платон не был первым среди греков, кто верил, что бессмертный дух
способен покидать нашу смертную плоть. До него и орфики, и пифагорейцы
настаивали на том, что люди носят в себе бессмертную, бесконечно
реинкарнирующую душу. Это представление они, вероятно, позаимствовали из
древней шаманской традиции, которая просочилась в греческий мир из Скифии и
Фракии. Обе мистические секты оказали влияние на Платона, но если орфики и
пифагорейцы описывали душу туманным языком мифов и символов, то Платон дал
этой идее метафизическое и космологическое обоснование, тем самым включив в
свой обширный рационалистический проект. В сущности, то обстоятельство, что
Платон одновременно принимал как рациональный способ мышления, так и
мистицизм, только подчеркивает мысль, проходящую через всю эту книгу: работа
разума не может быть так просто отделена от более тонких сфер.
Платон называет эту разумную душу psyche. Она формируется на фоне
величественных декораций метафизической карты космоса. Для Платона планета
Земля - лишь пыльный фундамент многослойной космологической многоэтажки. В
пентхаусе обитают чистые и совершенные формы и именно там рождаются разумные
души. Когда мы спускаемся в лифте, чтобы воплотиться, эта бессмертная
сущность облекается в инертный мешок жидкостей и костей, который мы волочим
по поверхности планеты. Для Платона, как и для мистиков-неоплатоников,
которые шли за ним, цель философа заключалась в том, чтобы преодолеть
тяготение тела для того, чтобы запустить то, что Иоан Коулиано называет
"платоновским космическим челноком". В этом визионерском полете разумная
искра поднимается в небеса, где она постигает собственную божественность в
мире форм - трансцендентальный вариант старого шаманского погружения в чрево
земли.
Метафизическая космология Платона оказала громадное влияние на душу
Запада, вдохновляя земные души на трансмутацию в состояние невидимого духа.
Ко времени Иисуса, через несколько столетий после смерти философа,
трансцендентальный порыв, который Платон смог выразить в философских
терминах, уже проявился в суровом и все более презирающим мир духовном
темпераменте. Обуреваемые тоской по небесному дому, многие искатели пришли к
гностическому варианту бегства от мира, аскетическому укрощению тела или к
иномир-ным путешествиям в сфере апокалиптических видений. Самым крайним
приверженцам природный мир казался клеткой, хотя Платон и большинство
неоплатоников принимали землю как "видимое божество", отражавшее гармонию
высших сфер. Однако религиозное "я" поздней античности, по крайней мере во
многих своих манифестациях, вставало перед пропастью между вневременными
небесами трансцендентного божества и полной демонов грязной лркей, в которой
наши тела спариваются, болеют и умирают.
Разумеется, один лишь алфавит не мог быть целиком повинен в этом
бинарном ощущении трансцендентального разрыва между земным и божественным.
Но, как отмечает филолог Дэвид Поруш, "всякий раз, когда в культуре успешно
совершается революция в области кибернетических технологий, значительно