"Рене Домаль. Гора Аналог (Роман об альпинистских приключениях, неевклидовых и символически достоверных)" - читать интересную книгу автора

немного ребяческой и в то же время немного претенциозной, но мне нужно было
иметь звучное имя; кроме того, оно напоминало мне о тех правилах мышления,
которые уже не однажды пригодились мне в жизни. Благодаря своим научным и
техническим познаниям я довольно быстро нашел себе одну-другую службу - в
разных лабораториях и учреждениях, связанных с промышленностью. Я понемногу
снова адаптировался к жизни "века"; внешне, разумеется, потому что на самом
деле никак не мог привязаться душой к этому копошению в обезьяньей клетке,
которое они, да еще с трагическими минами на лице, называют жизнью.
Раздался звонок.
- Хорошо, хорошо, милая Физика! - закричал отец Соголь и объяснил
мне: - Завтрак готов. Идемте.
Он увел меня с тропки и, одним взмахом руки показывая мне всю
современную науку, запечатленную на маленьких прямоугольничках перед нами,
мрачным голосом произнес:
- Липа, все это - липа. Ни об одной из этих карточек я не могу
сказать: это истина, маленькая истина, несомненная и неоспоримая. Во всем
этом только тайны и ошибки; где кончается одно, начинается другое.
Мы перешли в маленькую комнатку, совершенно белую, куда был подан
завтрак.
- Вот по крайней мере кое-что "относительно реальное", если только
можно поставить рядом эти два слова, не устроив взрыва, - снова заговорил
он, как только мы уселись по обе стороны одного из тех деревенских блюд, где
вокруг куска какого-нибудь отварного животного дымятся, смешивая свои
ароматы, все овощи сезона. - Славная моя Физика должна пустить в ход все
свое древнее бретонское искусство, чтобы на моем столе оказались блюда, в
которых нет ни сульфата бария, ни желатина, ни сернистой кислоты, ни
муравьиной, ни какой-нибудь другой отравы, выпускаемой современной пищевой
промышленностью. Хорошее жаркое все-таки лучше лживой философии.
Ели мы молча. Хозяин вовсе не считал себя обязанным болтать за едой, и
я очень ценил в нем это. Он не боялся молчать, когда ему нечего было
сказать, или подумать перед тем, как заговорить. Боюсь, что, передавая
сейчас наш с ним разговор, я создал впечатление, что беседа текла, не
прерываясь; в действительности же рассказы его и откровения перемежались
длинными паузами, частенько слово брал я: рассказал ему в общих чертах всю
свою жизнь до сегодняшнего дня, но здесь ее воспроизводить ни к чему; а что
до молчанья, то как же словами расскажешь о тишине? На это способна только
поэзия.
После обеда мы вернулись в "парк", под окно, и улеглись на ковры и
кожаные подушки: это очень простой способ увеличить пространство в помещении
с низкими потолками. Физика молча принесла нам кофе, и Соголь заговорил
снова:
- Все это наполняет желудок, но больше никак не помогает. Когда есть
немного денег, можно успешно извлекать из окружающей нас цивилизации
какие-то элементарные телесные удовольствия. А в остальном - все это липа.
Липа, лабуда, ловкий трюк - вот что такое наша жизнь между диафрагмой и
черепным сводом. Правильно сказал настоятель: я страдаю от неизлечимой
потребности понять. Я не хочу умереть, не поняв, зачем жил. А вы, скажите,
вы испытывали когда-нибудь страх перед смертью?
Я молча копался в памяти, в самых далеких воспоминаниях, еще не
выстроившихся в слова. И с трудом заговорил: