"Рене Домаль. Гора Аналог (Роман об альпинистских приключениях, неевклидовых и символически достоверных)" - читать интересную книгу автора

В манере мыслить этого человека, как, впрочем, и во всем остальном у
него, было удивительное сочетание мощи, зрелости с детской
непосредственностью. Но главное, я чувствовал, что рядом со мной человек не
только с нервными и неутомимыми ногами, так же точно я ощущал его мысль,
словно какую-то силу, не менее реальную, чем тепло, свет или ветер. Сила эта
была в поразительной его способности воспринимать идею будто внешний фактор
и устанавливать новые связи между разными идеями, по видимости совершенно не
имеющими точек соприкосновения. Я слышал - осмелюсь даже сказать, видел, -
как он рассуждал об истории человечества, словно о задачке из начертательной
геометрии, а в следующую минуту уже говорил о свойствах чисел, будто имел
дело с зоологическими особями; слияние и деление живых клеток становилось
особым случаем логического умозаключения, и речь вступала в свои права в
небесной механике.
Я едва отвечал ему, и вскоре у меня начала кружиться голова. Он заметил
это и заговорил о своем прошлом.
- Еще в молодости я пережил почти все радости и невзгоды, все
удовольствия и мучения, которые могут выпасть на долю человека как животного
общественного. Нет смысла вдаваться в детали: репертуар возможных в
человеческих судьбах событий довольно ограничен, и это всегда почти одни и
те же истории. Только скажу вам, что однажды я обнаружил, что одинок, я
совсем один, один на один с уверенностью, что закончил свой цикл
существования. Я много путешествовал, изучал самые странные науки, приобрел
дюжину специальностей. Жизнь воспринимала меня как нечто чужеродное: она
явно пыталась либо инкапсулировать меня, либо изгнать, да я и сам жаждал
чего-то "другого". Мне показалось, что я нашел это "другое" в религии. Я
ушел в монастырь. В какой, куда именно, неважно; знайте только все же, что
принадлежал он ордену по меньшей мере еретическому.
В уставе ордена, в частности, был крайне забавный обычай. Каждое утро
наш настоятель каждому - а нас было тридцать - вручал бумажку, сложенную
вчетверо. На одной из них было написано: TU НODIЕ,- и только настоятель
знал, кому она досталась. В какие-то дни, я думаю, все бумажки были чистые,
без текста, но поскольку мы об этом не знали, результат - вы в этом сами
убедитесь - был тот же. "Сегодня - ты" значило, что брат, таким образом
тайно ото всех назначенный, целый день должен был играть роль "Искусителя".
В некоторых африканских, да и не только африканских племенах мне доводилось
присутствовать при довольно ужасных обрядах, человеческих жертвоприношениях,
антропофагических ритуалах. Но нигде, ни в какой религиозной или магической
секте не встречал я обычая такого жестокого, как этот институт ежедневного
соблазна. Представьте себе: тридцать человек живут коммуной, они уже слегка
свихнулись от вечного ужаса впасть в грех, и вот они смотрят друг на друга,
одержимые мыслью, что один из них, неведомо который, облечен обязанностью
подвергнуть испытанию их веру, их смирение, их великодушие! В этом была
какая-то дьявольская карикатура на великую идею - идею, что в каждом из
подобных мне, как и во мне самом, существует тот, кого надо ненавидеть, и
тот, кого надо любить.
И вот вам доказательство, что обычай этот - сатанинский: никто из
монахов никогда не отказывался играть роль "Искусителя". Ни один из тех,
кому была вручена эта бумажка - tu hodie, - не имел ни малейших сомнений в
том, что он способен и достоин играть роль этого персонажа. Искуситель сам
был жертвой чудовищного соблазна. Я тоже много раз принимал эту роль