"Наби Даули. Между жизнью и смертью " - читать интересную книгу автора

Близилась середина зимы. Дни стали длиннее. Солнце поднималось выше.
В обед возле окон чувствовалось тепло.
Пленные, собравшись к окнам, до вечера сидят под солнцем. Лица их
желтеют, точно осенние листья. Сквозь кожу проглядывают тоненькие
прожилки. Борода и усы топорщатся, как ежовые иглы. Скулы, кажется,
вот-вот проткнут истончавшую кожу и выступят наружу. Люди напоминают
обескровленные мумии, по которым и через тысячу лет можно было бы
представить все, что они перенесли.
Сегодня из нашего барака опять вынесли десять трупов. Сыпняк
разыгрывается. Редко кто по баракам не болеет этой страшной болезнью. На
долгие годы я запомню, как люди падали прямо во дворе лагеря и тут же
умирали. Иногда они валялись там суток по двое. Трудно было сохранить
надежду выйти живым из этого царства смерти.
Комендант лагеря прекрасно знал, что тиф уже унес за ворота тысячи
военнопленных, и начал принимать <срочные меры>. У лагерных ворот
появились солдаты с топорами и молотками в руках. Они заново укрепили
ворота, подновили проволочные заграждения, просунули из-за ограды в лагерь
длинные деревянные желоба, отгородили их колючей проволокой и для доступа
к ним сделали калитку.
Это не предвещало для нас ничего доброго. <Что они опять собираются
делать?> - раздумывали мы.
Все выяснилось лишь к вечеру. Над воротами и по углам лагерного двора
были выставлены щиты с надписями: <Карантин>. Они напоминали огромные
кресты на погосте.
С этого дня и репу со свеклой, и воду для баланды нам подавали только
по желобам. В лагерь уже никто не входил и никто из него не выходил.
Отсюда оставалась одна дорога - на кладбище.


<КАКОЕ ЭТО СТОЛЕТИЕ?>

Наше положение ухудшилось. Панченко, сперва казавшийся разговорчивым
и веселым, сейчас стал задумчив. Никита прикрыл свою <часовую мастерскую>.
- Теперь уж фрицы не придут, - сказал он и, собрав все часы, завернул
их и положил в карман.
- Постойте-ка, постойте... - проговорил он тут же, спохватясь, и,
вынув из кармана узелок с часами, развязал его. - Вот, это вам от меня
подарок, - сказал он и роздал Грише, Панченко и мне по ручным часам. -
Если умру, поминать будете. А фриц спросит, скажете: мастер, мол, умер, а
часы забрал с собой, господу богу показать.
Теперь немецкие часовые поглядывают на нас только из-за ограды. Мы
смотрим на них из бараков и шлем фашисту проклятья. Но слова наши
бессильны перед этим азраилом* в рогатой каске. Он методично расхаживает
по ту сторону колючей проволоки, словно отгородившись ею от всего
человеческого.
_______________
* А з р а и л - ангел смерти в мифологии ислама.

Однако и сам он побаивается. Как будто чья-то рука может вдруг
протянуться из-за ограды и свернуть ему шею. Это потому, что фашист