"Наби Даули. Между жизнью и смертью " - читать интересную книгу автора

смеясь, старались открыть ее во что бы то ни стало.
Я бросил камни и принялся осматривать котельную. Глаза уже привыкли к
темноте. Я слышал отчетливый стук своего сердца и весь дрожал от
лихорадочного волнения. Передо мной оказалась еще одна дверь. Откинув
крючок, я тихонько приоткрыл ее. За дверью тоже комната - большая,
посредине огромный чан для воды. К нему подведены трубы. Я обошел чан. На
стене висел комбинезон, весь пропитанный мазутом. На полу валялась
видавшая виды кепка. Должно быть, тут был <кабинет> кочегара.
Нужно спешить. На счету каждая секунда. Я прислушался. Все было
спокойно. Лишь со двора доносились шаги моих товарищей. В такие моменты
человек переживает бешеное напряжение всех сил. Мысли одна ярче другой
сменяются с молниеносной быстротой. Я мечусь по комнате туда и сюда,
быстро озираясь по сторонам. Что же предпринять, как выбраться на волю?
Вдруг под ногами у меня прогибается жесть, разостланная на полу. Я
чувствую пустоту под ней. С трудом отодвигаю жесть. Снизу в лицо мне бьет
дневной свет.
Стараюсь сообразить, откуда он. Цементные трубы, которые я видел из
окна, собирались, видимо, подвести под котельную. Но война прервала
работы, и успели только прокопать канаву под стену дома. Через нее и
проникает свет.
Я соскакиваю вниз и сдвигаю жесть на место. Один шаг - и я на
свободе. Но этот шаг самый решающий и самый опасный.
Проползаю под стеной, выбираюсь в канаву и ползу по ней что есть
мочи. Радоваться, однако, еще рано. Любой немец может взять меня на мушку.
К счастью, до труб, уложенных в канаву, остается уж недалеко. Я добрался
до первой из них, быстро шмыгнул внутрь, перевел дыхание и немного
успокоился. Тут я уже твердо уверовал в свой побег. Я прополз по трубе еще
немного и почувствовал, что весь покрыт испариной. Видно, воздуху тут было
маловато. Я остановился и решил дождаться ночи в трубе.
Настала ночь. Свет в крохотном отверстии, брезживший далеко впереди,
постепенно погас. Я выбрался из тесной трубы наружу. Куда теперь? В город
возвращаться нельзя. А в какой стороне тут ближайшее село? Я льну время от
времени к земле, озираюсь по сторонам и двигаюсь в направлений леса,
выступающего вдали черной стеной. Но в лесу наверняка расположились
немецкие части. А полями можно идти лишь до зари. Надо держать путь по
опушке леса. Я быстро пробираюсь незнакомым путем. Скорее бы уйти подальше
от города и скрыть следы.
Город остается позади.
Ночи в августе все еще коротки. А беглецу они кажутся еще короче.
Нужно до утра добраться до какой-нибудь деревни, сбросить военную форму и
переодеться в гражданское. Потому что немцы <цивильных> пока не трогают.
Дескать, они, германцы, милосердны, предоставляют гражданам полную
свободу. Их, дескать, интересуют лишь военные. А невоенные могут
заниматься чем угодно и где угодно. Ведь они живут под германской властью,
они свободны - вот какое впечатление хотели создать фашисты. Но ведь это -
лишь поза. Поза шакала, клыки которого так и щерятся и глаза которого
налиты злобой, шакала, временно набросившего на себя овечью шкуру.
Это обман. Немцы всеми уловками хотят держать <в спокойствии и мире>
народ, оказавшийся под оккупацией. Наши это быстро поняли. Немало солдат,
переодевшись в гражданское, уже сумели перебраться к своим или уйти к